Палома

Моя жизнь протекала здесь. У мадемуазелей. В мастерской. Моя деревня, голос Абуэлы и даже лицо Альмы потихоньку стирались из моей памяти. Оставалось лишь мучительное чувство вины – оно иногда охватывало меня по ночам, когда ветер колотил в ставни. Тогда сестра возвращалась и садилась на мою кровать.

Анри был баском и в душе, и по происхождению. Провинция Суль была его родиной. Как и он, я любила этот дикий, зеленый, суровый край. Землю овец, лесов и рек. Однажды по дороге на побережье – вероятно, в планах было очередное признание в любви – Анри, как обычно, размышлял о своем будущем. Теряясь в сигаретном дыму и устремив взгляд куда-то за горизонт, он пустился в громкие рассуждения, подкрепляя свои слова энергичными жестами. Нужно быть самому себе хозяином, изобретать новое, рисковать! Но что изобретать? Что понадобится французам завтра?

У Анри не было об этом ни малейшего представления. Хуже того, у него не было ни гроша.

Перед нами вырисовывалась деревня Эспелет с ее побеленными фасадами и темно-красным фахверком.

– Что ты собираешься делать со своими рисунками? – неожиданно спросил он.

Я пожала плечами. Последнее время здоровье хозяина пошатнулось. Сын помогал ему с мастерской, но мои рисунки его явно не интересовали. Эскизы копились в папке. Она была переполнена.

Анри подскочил на своем сидении, испугав меня.

– Мы должны открыть собственную мастерскую!

Его глаза сияли особым блеском, как это бывало каждый раз, когда ему в голову приходила очередная «фантастическая» идея.

– Анри, ради Бога!

Это казалось мне совершенно нелепым. Все равно, что представить, как Гедеон берет правильную ноту, мадемуазель Вера идет в церковь, а Колетт отказывается от мужчин.

Мы остановились перекусить. Бернадетта собрала нам в дорогу все для пикника, как это умела делать только она.

– Послушай, Палома! Твои рисунки, мастерство Колетт и моя помощь со складом и заказами – успех гарантирован!

Я пожала плечами.

– А кто будет покупать? Думаешь, все только нас и ждут? Думаешь, пастухам нужны перья, каблуки и ленты?

Я была вполне довольна своим статусом секретаря, ответственного за новые коллекции. Хозяин платил мне зарплату не для того, чтобы я открывала конкурирующую мастерскую у него под носом. Анри усмехнулся.

– Секретарь, ответственный за новые коллекции? Так вот как тебя называют? Очень смешно! Громкая должность – недостаточная плата за то время, которое ты тратишь на свои рисунки, Палома! Обещай мне, что однажды ты будешь работать на меня, и я назначу тебя всемирным президентом лент, если тебе только этого не хватает для счастья.

Я обиделась. Перед нами двое детей катали шину, как обруч.

– Ты достойна большего, Палома. Твои рисунки превосходны! У тебя есть свежие идеи, есть смелость и трудолюбие. Ты собираешься всю жизнь шить эспадрильи для других? В надежде, что какой-нибудь идиот бригадир продаст наконец твои рисунки и заберет себе прибыль? Сколько можно!

Он взял меня за руку, его глаза сверкали.

– Не иди по проторенной дороге, Палома! Иди там, где дороги нет! И оставь свой след.

Я закатила глаза.

– А ты сам-то? Давай, вперед! Оставляй следы! Открывай мастерскую! Ой, простите, я совсем забыла, у месье же нет ни гроша! Он слишком занят игрой в казино!

Анри улыбнулся.

– Ты становишься еще красивее, когда злишься.

Он сунул руку в карман. Ну вот, опять. Так и знала, что рано или поздно появится это кольцо.

– Ради Бога, Анри! Не сейчас!

Он приподнял бровь и достал кисет с табаком.

Наступила тишина.

Дети поссорились. Один из них, маленький и пухленький, хотел забрать шину себе. Другой – постарше, со светлыми глазами и оттопыренными ушами, хотел ее разрезать. Оттопыренные уши победили, глаза проигравшего наполнились слезами.

Не отрывая глаз от белеющих вдали Пиренеев, Анри поглощал вяленый окорок, который завернула для него Бернадетта. Как и все остальные, кухарка обожала Анри. Он смешил ее и обладал хорошим аппетитом – два важнейших качества в ее глазах. Каждый вечер Бернадетта и Колетт с нетерпением ожидали, что я наконец объявлю о нашей помолвке. Тщетно.

– Палома! – хором причитали они, слушая мой рассказ об очередном предложении руки и сердца раз от разу все затейливей. – Однажды он найдет кого-нибудь еще, и ты останешься с носом!

Анри проглотил кусок баскского пирога. С пальцами, перепачканными маслом, он продолжал разглагольствовать:

– Проблема эспадрильи, Палома, в том, что она промокает. Джутовая подошва слишком слабая. Ей бы немного… немного…

Мальчик с оттопыренными ушами делал кораблики из кусочков шины. А потом решил, что это коньки, и привязал их шнурками к ногам. Второй раз за день Анри подскочил. С полным ртом вишневого варенья он заорал:

– Эй, пацан!

Он подошел к мальчику и уселся рядом с ним прямо в пыль, не жалея своих светлых брюк. А потом повернулся ко мне.

– Придумал!

Так Анри изобрел резиновую подошву.

Ему понадобится несколько лет, но с помощью инженера он разработает форму и станок для производства. Веревочную подошву обтянет вулканизированная резина. И на свет появятся новые, более прочные эспадрильи.