Палома

Вооружение, передвижение войск, строительство укреплений Атлантического вала, планируемые облавы – от нашего внимания ничего не ускользало. Мадемуазель Вера не знала себе равных в деле развязывания языков нацистам. В случае разоблачения нам всем грозили пытки и отправка в лагерь. Но ничто не могло нас остановить. И впервые две сестры работали рука об руку, единые как никогда прежде.

Вскоре дом с синими ставнями стал тайным пристанищем нелегалов. Молеон, который раньше принимал ласточек, теперь переправлял беженцев в Испанию. Никогда еще в гостиной мадемуазелей не бывало так много мужчин. Бойцы Сопротивления со всей Франции, евреи, цыгане, коммунисты, уклонисты от «обязательной трудовой службы» – все собирались за одним столом перед долгой дорогой через горы. Бернадетта их кормила, маркиза развлекала, а бдительный взгляд Марселя успокаивал их тревогу.

Мадемуазель Вера считала делом чести сделать эти вечеринки незабываемыми. Она наводила красоту, открывала последние бутылки шампанского, добывала шоколад. Вместе мы, как могли, старались привнести хоть немного света в эти темные времена. Чем хуже приходили новости, тем легкомысленнее были наши платья, головокружительнее наши декольте, пышнее наши страусовые перья и ярче наши драгоценности. Сопротивление – это в том числе подводить тушью глаза, когда все вокруг вызывает слезы.

– Я больше не смогу думать о войне, не думая о вас, – сказал мне однажды вечером летчик союзников, самолет которого был сбит в нескольких километрах от Пиренеев.

Вокруг нас клубился дым сигарет, играл на пианино Люпен, слышался смех Веры, звон бокалов.

– Кто бы мог подумать, что такие храбрые и красивые женщины скрываются здесь, среди гор? То, что вы делаете, достойно восхищения. История не сохранит ваших имен, но я их буду помнить.

Его перебитая бровь добавляла ему шарма. Между нами пробежала искра. Война, Лиз, все делает более ярким. Трагедии, боль, страхи. И любовь тоже. Мы могли умереть в любую секунду. Иногда мне снился грохот немецких сапог по дому, и я просыпалась в поту от ужаса. Участников Сопротивления хватали пачками. Но это не ослабило моей решимости. Я стала специалистом-фальсификатором. Раздобыла инструменты, бланки, печати и штамповала полные комплекты документов. Свидетельства о рождении, справки с работы, полицейские пропуска, а также карточки на еду, ткань и табак, которые Тереза использовала по максимуму. Я придумывала имена преследуемым евреям и использовала все свои умения ради их спасения. Я так и не избавилась от этого чемоданчика. Как, впрочем, и от тех страшных душевных травм, которые нанесла нам эта война.

Красавец-летчик приземлился в моей постели. Как и другие. Назло немцам. Я была рада каждому мгновению, вырванному у войны, каждой короткой яркой вспышке. Но сердце больше не вмешивалось. Я усвоила урок. И, не смея признаться в этом самой себе, чаще думала об Анри, чем о Паскуале.

И вот однажды пришло долгожданное письмо.

Она долго не писала. Но она не забыла меня. У Колетт все было хорошо. Ее роман с Чарли Чаплином был восхитителен. Она жила на вилле на холмах Лос-Анджелеса, пробовала свои силы в кино, учила английский, открывала для себя Калифорнию. Делила своего возлюбленного с кинематографом. Шарло закончил свой первый звуковой фильм, несмотря на давление со стороны немецкого правительства, которое требовало запретить его. «Великий диктатор» станет его самым большим успехом. Переодевшись в нациста, клоун с усиками помог мобилизовать американское общественное мнение в пользу европейских демократий.

Даже на другом континенте сердце Колетт продолжало биться в унисон с нашими. В разных концах света мы боролись с одним и тем же врагом, кто как мог. От этой мысли мне стало легче. Хотелось надеяться, что однажды война кончится и Колетт вернется.

Август 1944 года. После Прованса был освобожден Юго-Запад. Последний немецкий гарнизон покинул Тардец. Лагерь в Гюрсе закрыли.

Франция пребывала в плачевном состоянии. Война опустошила нас. Мой портфель заказов был пуст, как и шкафы в мастерской. Все нужно было строить заново. С чего начать? Закупать сырье? Восстанавливать контакты с клиентами? Может быть, снова объехать шахтерские поселки? Без Анри и Колетт все эти задачи казались мне непосильными. Но был ли у меня выбор? В конце концов я засучила рукава.

Тем временем в Аргентине, более чем в одиннадцати тысячах километров от нас, некая танцовщица танго была в шаге от того, чтобы стать звездой национального масштаба. Она то и дело попадала на обложки модных журналов, одетая в яркие платья и прелестные эспадрильи, которые вскоре станут моей визитной карточкой.

Однажды вечером, когда я сидела в мастерской и рисовала под пластинку с джазом, раздался телефонный звонок. Я вздрогнула от неожиданности. Мужской голос на другом конце провода звучал слишком резко из-за большого расстояния. Он поздоровался со мной по-испански со странным акцентом, который был мне незнаком.

– У аппарата сеньор Гонсалес. Я хозяин универмага в районе Реколета.

– Реколета?

– В Буэнос-Айресе, сеньора!