Я сижу в помещении, которое называю про себя столовой, и вместо того, чтобы работать, рассуждаю об особенностях жизни на Меркурии. В частности, думаю о том, что земляне, осмелившиеся пожить на Меркурии несколько месяцев или даже лет, со временем тоже впадают в ритм этой планеты. В разной степени, конечно, это ведь индивидуальные особенности каждого организма. Но факт остаётся фактом, и это, собственно, не противоречит современным научным представлениям. Существо, оказавшись в незнакомом ему мире, рано или поздно начинает подчиняться законам этого мира. А вот земным военным, проходящим службу на Меркурии, не позволяют придерживаться местного расписания. Где-то слышал про это. И якобы, земные солдаты испытывают определённые неудобства — дискомфорт и стрессы на фоне недосыпа и всё такое прочее. Но разумеется, служба есть служба, дисциплина есть дисциплина. К тому же, надо полагать, неизменным атрибутом военной службы является кадровая ротация — ну, там, например, контракт на полгода, после чего солдат возвращается на Землю. В общем, думаю, приспособились как-нибудь, на то они и военные. Мне вдруг до жути интересным становится вопрос: а как у них тут функционируют органы управления? Скажем, в каком ритме живёт и работает глава Меркурия — президент или премьер (не помню точно, как тут он у них называется)? Или парламент, если у них тут есть что-то подобное. Случись что, будят ли их посреди ночи или же ждут по два месяца, пока они сами проснутся? Действительно, как-то не задумывался об этом, хотя вопрос чрезвычайно любопытный.
Впрочем, я отвлёкся. Правда, надо бы пососредоточеннее. Возвращаясь к записям, отмечаю про себя, что объект, расположенный в районе орбиты Юпитера, чрезвычайно интересен, но не стоит забегать вперёд. Рано делать выводы. Мои математические выкладки ещё нужно перепроверить. Короче — работы завались. И это меня радует, почти до восторга. Ситуации бывают разные. Неожиданные, например. Непредсказуемые и, как правило, неприятные. На меня это влияет по-особенному. В любом непонятном положении, когда мысли разбегаются в разные стороны и душевное состояние оставляет желать лучшего, верное средство — это космология. Как бы ухожу от проблем, забываюсь в работе. Только формулы и расчёты могут спасти в подобных ситуациях. Жаль, что зачастую забываю об этом. Почаще бы заставлять себя заниматься космологией, может, и проще было бы. Легче было бы — это точно. И продуктивнее. Своего рода медитация. Да, именно, космология для меня — что-то вроде медитации или транса. Откровение, внутреннее просветление. И это, кстати, наводит меня на кое-какие выводы. Помнится, имел тут место один случай. Сидел я, как сейчас помню, на камне, на поверхности Меркурия, в местности под названием Азимия. Вслушивался в свои внутренние ощущения, переживания, следовал, кстати, исключительно инструкциям, которыми снабдил меня Патрик. А по факту, думал о червоточинах и тоннелях. И мне тогда было непонятно, почему же так происходит. Вместо просветления или чего-то подобного, сакрального, голова была забита червоточинами и всем, что с ними связано. Глупо я тогда чувствовал себя, растерянно. И невдомёк тогда было, что если вспомнить внушения Патрика, его напутственное слово, которое он произнёс ещё на Земле, то вот она и есть — истина. Всё становится на свои места. Патрик говорил, что на Меркурии я буду свободен от влияния второстепенных факторов, сосредоточусь на том, что мне действительно важно. Пойму, что на самом деле является целью моей жизни и так далее. Так не поэтому ли во время вылазки на поверхность Меркурия думал исключительно о тоннелях и сопутствующих им вещах? Вроде бы, ответ напрашивается сам собой. В принципе, я и раньше знал… Ну, хорошо, не знал, а предполагал, что космология — главный приоритет в жизни. А тут лишь получил подтверждение своим предположениям.
Строка за строкой, листы сменяют друг друга. Некоторые оказываются в урне, но не все. Безумно важные записи. Символы и витиеватые формулы, пока ещё неотёсанные, корявые, многоэтажные. Не один месяц пройдёт, прежде чем приведу их к более удобоваримому виду. Работы, как я уже признавал, завались. Со стороны, вероятно, кажусь этаким одержимым. Как сумасшедший строчу карандашом по бумаге и ни на кого не обращаю внимания. «Точно тронулся умом», — думает, наверное, Ар, когда в очередной раз появляется на кухне. Но мне нет до него никакого дела, и я продолжаю выводить формулы и вычерчивать схемы. «Пусть стоит и пялится хоть целый день», — решаю я, однако надолго меня не хватает. Уже минуты через две такого своеобразного противостояния не выдерживаю и отвлекаюсь от записей. Чего он на меня уставился? Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с Аром.