Память

После этого большого похода, подробности которого – совсем другая тема, Бату, как известно, обосновался за Волгой и до самой смерти под всяческими предлогами уклонялся от поездок в столицу империи. Однажды его послам в метрополии даже остригли бороды, он и это снес, будучи человеком трусливым и осторожным. Будучи же мстительным, зорко следил издалека за теми, кто ему когда-то нанес тяжкие оскорбления. Гуюк, ставший в 1246 году великим ханом, недолго наслаждался верховной властью. Выйдя в военный поход против Бату, о чем тому донесли заранее, он дошел только Самарканда, где, как пишет Рашид ад-Дин, его «настиг предопределенный смертный час и не дал ему времени ступить шагу дальше того места, и он скончался». Есть предположения, что Гуюк отравлен людьми, подосланными Бату. Описанию дальнейших кровавых событий Рашид ад-Дин предпосылает средневековый персидский стих:

На то место, где тебе надо что-либо выжечь,
Бесполезно класть целебный пластырь.

Настал черед Хархасуня. Согласно летописи Рашид ад-Дина, сын Толуя Монке, взошедший на престол с согласия Бату, казнил вдову Гуюка и многих родственников, «вбиванием в рот камней» умертвил почти сотню военачальников, в том числе двух сыновей Илчжитая, включая, конечно, «старшего эмира» Хоркасуна (Хархасуня, Аргасуна). Отец казненных, племянник Чингиса Илжитай-ион (Элчжигатай «Сокровенного сказания», он же Эдджигидэй), «был начальником над всеми наянами», как пишет о нем современный монгольский историк Ч. Долай, сумел бежать на запад, его поймали в горах на территории теперешнего Афганистана привели к Бату, где он «соединился со своими сыновьями…»). Змея заглатывала собственный хвост.

Удовольствие расправиться с Бури, активным участником политического и военного заговора, Монке тоже предоставил Бату, который и «предал его смерти». Французский путешественник Гильом де Робрук пишет, что Бату будто бы приказал отрубить Бури голову за то, что тот, будучи во хмелю, говорил о владыке Италии оскорбительные слова и вздумал пригнать в Золотую Орду свои стада на пастьбу. Только едва ли Бури был обезглавлен, монгольские ханы не проливали кровь родственников, а топили, травили ядами, душили, закатывали в ковры и забивали до смерти.

В кровавом ристалище 1251 года уцелели только самые верные военные служаки. Среди событий того времени персидские летописи сообщают о посылке Бурундая-нойона во главе десяти туменов из «храбрых тюрков» к берегам Отрара для подавления какого-то неболыпого восстания, вспыхнувшего вблизи метрополии. И Бурундай, очевидно, стал воистину «великим воителем», если в 1258 году он был послан на дальний запад, чтоб привести в покорность Даниила Галицкого, – орда разрушила тогда последние крепости Руси, и у нашего народа остались нетронутыми только Смоленск, Новгород, Псков… В те же 60-е годы XIII века была начата Монке-ханом новая большая война в Китае. Захватническое войско возглавил сын Субудая Урянктай, командовавший тоже десятью туменами, только неизвестно, состояли ли они «из храбрых тюрков» или каких-либо других «татаро-монгол»…

Что же касается знаменитого отца Урянктая, то Плано Карпини, прибывший летом 1246 года в ставку Гуюка, еще застал Субудая в живых, назвав его в своих записках «старцем» и «воином». Главный воитель XIII века, всю жизнь прослуживший Чингису и его потомкам, проливший от Приморья до Венгрии реки человеческой крови, бесследно исчез в тумане истории – сведений о месте, времени и обстоятельствах его смерти нет. Рашид ад-Дин только сообщает, что личную отцовскую тысячу принял его младший сын Кокэчу…

А Бату, внук Темучина сын Джучи? Вспоминаю рисунок из школьного учебника сорокалетней давности. Китайский художник-миниатюрист изображает молодого безбородого Батыя: свободная восточная одежда, мягкие чувяки с загнутыми носками, вальяжный шаг, изнеженное, капризное лицо, похожее на девичье, огромный отвисший живот – признак ранней невоздержанности в еде и питье, декоративное оружие. Он и в самом деле, очевидно, не был сильной и мужественной личностью, если в истории нет ни одного упоминания о его участии в боях, если в жестокой борьбе чингизидов за богатства и земли он получил наихудший удел на дальней бесплодной северо-западной окраине империи. Руками военнопленных и рабов построил свою столицу далеко в стороне от метрополии и важнейших торговых дорог, избегал бывать даже на курултаях, так и не решился вступить в борьбу за великоханский престол, который после смерти спившегося Угедея пустовал пять лет, потом был занят врагом Бату Гуюком, а через два года уступлен Монке.