Память

В непроглядной глуби тысячелетий не удается рассмотреть пути неведомых племен, задолго до ледника покрывших густой сеткой своих передвижений евразийские просторы. И вот на скалах от Сихотэ-Алиня до Пиренеев – охотничьи и военные сюжеты, в раскопках археологов – орудия охоты и войны, в древнейших мифах – война и охота. Праиндоевропейские и другие племена, двигаясь на север за тающей кромкой ледника, у которой держались мамонты, образовали первые большие племенные союзы, отграниченные друг от друга гигантскими ледяными языками, и начали общаться с помощью протоязыков, давших, быть может, начало, в частности, праиллирийскому, прапалеоазиатскому, прафинноугорскому, праиндоевропейскому…

Тысячелетиями для древних народов Евразии война, вытеснение иноплеменников с охотничьих территорий, а позже пастбищ и полей, насильственный захват рабов и добычи были естественными способами существования, нормой и образцом поведения. Вот как, например, описывал Гоголь обычаи древних германцев: «Они жили и веселились одною войной. Они трепетали при звуке ея, как молодые, исполненные отваги, тигры. Думали о том, только чтобы померяться силами и повеселиться битвой… Они сражались почти наги, выказывая во всей простоте атлетическую свою силу. Плащ, застегнутый вместо пряжки терновым шипом, кожа дикого зверя на плече – вот их убранство. Они строились густо, кучами, в виде клина; действовали вблизи и вдали короткими копьями, называемыми фрамеями; львиная сила мышц их бросала их так далеко, сколько нужно было, чтобы достать неприятеля…»

Тяжелый земледельческий и ремесленный труд, отнимая силы, постепенно охлаждал боевые страсти, прикреплял мужчин к сезонным и регулярным работам, к своим пашням, мастерским и семейным очагам, но из Азии, этого, по выражению Гоголя, «народовержущего вулкана», через Великую Степь еще много веков накатывали на Европу воинственные неземледельческие, не знающие постоянных городских и сельских поселений народы – скифы, сарматы, авары, гунны, гузы, печенеги, половцы, монголы, имевшие право быть в истории как все прочие. Не тысячи лет проникала в глубь времен историческая память европейских народов, письменно фиксируя бесконечную череду больших грабительских войн, приходящих с востока. Прервать, остановить эту лавину выпало на долю русского народа в XIV веке – так распорядилась История.

Куликовская битва – военно-политическое столкновение огромной исторической значимости, отразившее назревающие социально-экономические процессы. Уклад и образ жизни, который на протяжении тысячелетий находил разрешение в захватнических набегах и нашествиях, опустошениях огромных территорий, военном грабеже и последующей непомерной эксплуатации покоренных народов, должен был уступить зарождавшейся прогрессивной тенденции общественно-хозяйственных отношений, соответствовавших качественно новому более высокому уровню развития производительных сил, торговых сношений, социальной дифференциации и сопутствующим этнопсихологическим процессам, происходившим на Восточно-Европейской равнине; история поставила перед русским и другими пародами, населявшими эту равнину, великую задачу по созданию сильного централизованного государства нового времени, и они с этой задачей блестяще справились.

Старое, однако, никогда легко не уступало новому ни в большом, ни в малом. Через два года после Куликовской битвы золотоордынский хан Тохтамыш нежданно привел на Русь семидесятитысячное войско, обманом взял Москву и уничтожил ее население. У Дмитрия не было ни времени, ни людских ресурсов, чтобы подготовиться и отразить нападение. И – снова тяжелая дань! Дмитрий Донской вынужден был платить в год семь тысяч рублей серебром, добавив однажды к этой огромной сумме десятитысячный взнос за тверского задолжавшего князя; представьте реки соленого пота, пролитые земледельцами и ремесленниками Московской Руси, чтоб наработать только один этот взнос… Дмитрий Донской оставил духовную, в которой зорко предрек политическую перспективу: