Память

Воображаю кульминационный момент битвы. Безвестный смоленский витязь в русском шлеме, защищенный вместе с конем булатными латами, с блистающим булатным русским мечом прорубает с товарищами просеку в рядах врагов, прорывается к штандарту Великого Магистра, отбрасывает его копье, приподнимается на стременах и через головы охранников направляет каленое острие своего длинного копья в грудь Ульриха фон Юнгингена, поразив его «под сосок».

«Было еще много дела уже больше всего для польского войска», – говорил М. О. Коялович. Большой польский конный отряд ринулся к Грюнвальду, в обход растянувшемуся немецкому войску, и ударил его во фланг. «Этот обход, возможный, как всякому очевидно, только при стойкости центра, т. е. при доблести смольнян, дал значительно иной оборот битве…» За этим обходным отрядом уже, без сомнения по указанию Витовта, понеслось к Грюнвальду татарское войско и показало «обычную свою способность побивать неприятеля сбоку и сзади»… «Понеслись и малороссийские конные отряды, казаки и забрались не только к Грюнвальду, но и к Танненбергу и даже оттуда били немцев».

Исход одного из самых исторически значительных на памяти средневековых европейцев сражений стал неизбежным…

Тогда, в Польше, я, ранее не интересовашийся подробностями Грюнвальдской битвы, грешным делом, подумал, что русский историк белорусского происхождения Михаил Коялович мог преувеличить в юбилейной речи, говоря, что «главное и первое дело, основа всего успеха была в доблести смольнян» и в военном таланте князя Витовта, но мои польские друзья перевели для меня слова Яна Длугоша, которые я позже сверил по печатному русскому источнику: «В этом сражении русские рыцари Смоленской земли упорно сражались, стоя под собственными тремя знаменами, одни только не обратившись в бегство, и тем заслужили великую славу. Хотя под одним знаменем они были жестоко изрублены и знамя их было втоптано в землю, однако в двух остальных отрядах они вышли победителями, сражаясь с величайшей храбростью, как подобает мужам и рыцарям, и, наконец, соединились с польскими войсками».

Много тысяч крестоносцев погибло и было пленено, захвачен, как пишет Ян Длугош, «вражеский стан, полный разного добра, обоз и все имущество прусского магистра… При этом в крестоносном войске было найдено несколько телег, нагруженных только оковами и цепями, которые крестоносцы везли с собой, чтобы заковывать пленных… а также сосновые лучины, смазанные жиром и смолой и, сверх того, обернутые в пропитанные жиром и смолой тряпки», чтобы с темнотой их зажечь и преследовать побежденных. Все, оказывается, предусмотрела «крестоносная сволочь», как называл их К. Маркс, кроме своего собственного сокрушительного поражения!

К сожалению – по Длугошу – «поляки сочли за лучшее заниматься захватом добычи и пленением врагов, чем завоевывать их крепости… Как величайшую ошибку короля (Ягайлы-Владислава. – В. Ч.) оценивали опытные в военном деле люди также и то, что он пренебрежительно отверг совет рыцарей для захвата крепости Мариенбурга».

М. О. Коялович: «Ягайло обнаружил обычную свою медлительность и пристрастие к церемониям, на этот раз не только религиозным, но и победным, и пропустил драгоценное время для уничтожения прусского ордена. Только через несколько дней он двинулся с войсками дальше, но дальше пришлось засесть у Мариенбурга, пришлось терпеть и поражения, а в следующем 1411 г. пришлось заключить мир, по которому не только был признан прусский орден, но и получил назад все свои земли»…

Непрочный этот мир был вскоре прерван тринадцатилетней войной, в результате которой Мальборк на три с лишним столетия перешел к полякам, потом были новые войны, в том числе тридцатилетняя, семилетняя и прочие. Неустойчивые мирные годы текли век за веком, стены Мальборка нет-нет да сотрясались бурными волнами европейской истории, и через все эти события невредимой прошла фанатичная идея «Drang nach Osten». В новое время на древней земле пруссов возникла наследница Тевтонского и Ливонского религиозно-милитаристских орденов – немецкая монархическая Пруссия, в новейшее время она усилиями «железного канцлера» Бисмарка расширилась, поглотив почти весь фатерланд, а империалистическая, милитаристская и националистическая идефикс к концу XIX века отлилась в триединую формулу – король во главе Пруссии, Пруссия во главе Германии, Германия во главе мира.

С 1896 года каменная твердыня Пруссии – Мариенбург – начала укрепляться свежей системой обороны: батареи, форты, люнеты, орудийные и стрелковые бойницы. После Первой мировой войны эти укрепления были демонтированы, и по Гаагской конвенции Мальборк стал считаться историко-архитектурным памятником. Но вскоре новые события сотрясли Европу. Гитлеровцы продолжили дело тевтонов, и Мальборк сделался для них символом старых и новых устремлений на восток. Нарушив Гаагскую конвенцию, они вновь превратили памятник истории в современную военную крепость. Напомню, чем это кончилось.