Память (Братья)

Он хранил это слишком долго, ничего не предпринимая. И все это время в нем зрела ненависть к этому человеку. Если он и хотел его найти, то только не для того, чтобы назвать папой, нет! Он долго не мог придумать, чтобы такое сотворить с ним, чтобы сделать больно, очень больно. А когда придумал, нашел и увидел то, что когда – то было Щегловым, ничего не сделал. Вернее сделал, но не то, что собирался. Оплатил уход за немощным, выжившим из ума стариком. Вот так отомстил…

Может быть потому, что не смог добить отца, он занялся его вторым сыном. То, что Беркутов его брат, он почти не сомневался с самого начала, когда впервые увидел его в репортаже о взрыве в метро. Он, Дубенко, по сути, увидел в том себя, только десятком лет раньше. Узнав его фамилию, он немного растерялся. А когда понял, что Беркутова, похоже, брошенного в младенчестве все тем же Щегловым, усыновили, позавидовал ему. Зачем он велел Стрельцову дальше собирать о нем информацию, он и сам не знал. Желание отыграться на братце со временем пропало, а любопытство, как и чем тот живет, осталось. Однажды, когда боль уже совсем его достала, он, проглотив очередную пилюлю, вдруг подумал, что хорошо бы встретиться с Беркутовым. Он тогда медленно повторил слово «брат», словно пробуя его на вкус и примеряя его на себя. Он всегда был один. А тут б-р-а-т! Кровь – то одна!

Теперь он лежит на этой проклятой койке и бесится оттого, что не может довести начатое дело до конца. До встречи с братом. И еще одно чувство, непонятное и тревожащее, он испытал совсем недавно, когда узнал про покушение на Беркутова. Испугался. Но не за себя. За младшего. Вот такое новое для него, Дубенко, чувство.

Он опять попытался дать команду своей руке. «Двигайся хоть ты, наконец!». Горько рассмеявшись сам над собой, он покосился на капельницу. «Скорее бы пришла эта старая ворона. Совсем меня забросила». Он и сам не знал, зачем ждет Антонину: то ли в очередной раз услышать, что он не умирает, то ли просто заглянуть в ее растерянные от его откровенного хамства глаза.

Глава 47

Звонок ее удивил. Последний раз Матвей Роговцев звонил в прошлом году, когда консультировался по поводу недуга одного героя его будущего очерка. Антонина тогда откровенно призналась, что ее пытались заставили выдать тому липовую справку. Помогать, пусть даже и высокому милицейскому чину, уйти от уголовной ответственности, она не собиралась. Роговцев своей публикацией добился – таки, что этого начальника РОВД судили. По пустякам Матвей звонить не будет. Но что такое мог натворить Дубенко, что он им интересуется? Попробовать поговорить с ним? Ничего, кроме грубостей, она в ответ не услышит, в этом она была уверена. «Дождусь Роговцева, а там посмотрим», – решила она.

Чайник закипел. «Хочу я есть или не хочу?» – в последнее время она ела через силу, только бы в животе не урчало. Дома аппетит портился только от одного помятого вида «мужа», который, стоило ей расположиться с тарелкой, тут же садился напротив и принимался жаловаться на свою тяжелую долю. Антонина обычно дожевывала почти остывшую пищу под пьяные всхлипы вконец разжалобившего себя мужика.

Кстати, вернее как раз некстати, вспомнился второй ее муж. Они познакомились, когда Фроське исполнилось пять лет. Антонина, к тому времени уже вполне состоявший доктор, имела всего одну проблему. Ей некуда было девать Фроську, когда она уходила на ночные дежурства. Днем, в ведомственном детсаду, общительная не в меру Фроська, забывала про мамино существование, играя в куклы и кубики. Но на ночь там оставаться категорически отказывалась, устраивая показательный рев для ночной нянечки и Антонины. В конце концов, нянька, устав от капризов Фроськи, нажаловалась заведующей, что другие дети не спят из – за одного ребенка. В результате Антонина оказалась перед выбором: менять работу или искать ночную няню домой. Однажды, забрав Фроську из садика, она решила погулять с ней в скверике у центральной площади. Это был практически первый теплый весенний денек, асфальт на солнышке уже оттаял, скамейки, перевернутые на зиму кверху ножками, установлены, как положено. Тоня села на одну из скамеек, отпустив Фроську порисовать цветными мелками. Прикрыв глаза, она откинулась на спинку сиденья. Глядя из – под опущенных век на дочь, она думала, как ей решить на сегодня главную проблему.

– Добрый день. Я Вам не помешаю?

Антонина села прямо и отрыла глаза.

– Нет, пожалуйста, – мужчине, прервавшему ее отдых, было на вид немногим больше, чем ей.

– Вы меня не узнали, Антонина Игнатьевна?

Она всмотрелась. Смущенно пожала плечами.

– Я отец Саши Леоновой. Меня зовут Михаил.

Антонина тут же вспомнила девчушку, которая всегда хвостиком ходила за Фроськой.

– Ах, да, – улыбнулась она, – Сашенька, рыженькая такая!

– Да, это она в маму, – он почему – то перестал улыбаться, – И тихая такая же, как она была, поэтому и тянется к вашей. Фрося просто живчик какой – то.

Антонина вдруг вспомнила, что воспитательница однажды говорила ей про эту девочку, что та растет без мамы.

– Я знаю о вашей проблеме, Антонина Игнатьевна.