– Больше, чем вам кажется, госпожа посол, – сказала Горлета. – Наш тейкскалаанский губернатор почти не тревожит нас визитами, разве только чтобы пригласить на такие мероприятия. Вашей станции стоит взять на заметку.
Махит не поняла, это угроза – «приходи к нам в салон, вступай в нашу компанию послов, и, когда Тейкскалаан сожрет и вас, не станет больно пережевывать», – или же искреннее сочувствие; так или иначе она оскорбилась. Она уроженка Давы – Махит до сих пор не могла вспомнить, чем славится планета, шелком или математикой – и при этом мнит, будто может давать Махит
Когда улыбнулась
– Обязательно возьмем на заметку, – сказала она. – Надеюсь, вы откроете для себя новый напиток, посол Горлета. Спокойной ночи.
Зал снова закружился, когда она развернулась на каблуке, но, кажется, пройти по прямой линии все же получилось. Нужно было убираться, пока она не столкнулась с тем, кто действительно может причинить ей или станции вред. Нужно было побыть одной.
Из тронного зала Дворца-Земля вело множество дверей. Махит выбрала наудачу, выскользнула и растворилась в машинерии императорской цитадели.
В основном Дворец-Земля был из мрамора и золота, инкрустирован звездами и тусклыми огоньками в вечном предрассветном состоянии: словно вид со станции, когда та снова обращалась к ближайшей планете, солнечная вспышка и точки звезд вперемешку. В коридорах оказалось вполовину меньше людей, чем ожидала Махит, и почти ни одного охранника или полицейского. Она не видела ни одного Солнечного с их закрытыми лицевыми щитками, хоть они бы и подошли к декору; только нескольких мужчин и женщин без выражения, с бледно-серыми нарукавниками, поджарых и вооруженных электродубинками: они казались достаточно опасными – по крайней мере, если спровоцировать. В Тейкскалаане не было огнестрельного оружия, даже во дворце; часть культуры космических обитателей, в итоге распространившаяся по всем цивилизованным местам. Она избегала дверей под охраной людей с электродубинками и в остальном блуждала беспрепятственно: следовала только туда, куда
Когда она нашла сад, она уже успела протрезветь – не кружилась голова, не подташнивало, только все гудело, странно переливалось – и очень радовалась как отсутствию полного опьянения, так и отсутствию полной трезвости, когда осознала, что за сад она нашла – крошечное сердце, вырезанное посреди дворца. Скорее зал, чем сад: в форме бутылки с воронкой, раскрытой в ночное небо. Внутрь проскальзывал влажный ветер Города и здесь смягчался. Влажность затрудняла легкие Махит и питала растения, забиравшиеся на три четверти высоты стен. Темная зелень и бледно-идеальная
Она сделала два шага в сад – беззвучных на мху, покрывавшем пол, – и с изумлением подняла руку. На нее села одна птичка, задержалась на кончике пальца и взлетела опять. Вес даже не чувствовался. Как привидение. Будто вовсе не приземлялась.
На станции не могло быть такого места. Не могло быть на большинстве
Корма – и тонкой сетки. Когда она склонила голову под правильным углом, смогла разглядеть ее, натянутую серебряной и почти невидимой у входа в воронку.
– Что вы здесь делаете? – спросил кто-то – высокий голос, тонкий, от природы властный. Махит остановилась и оглянулась.
Девяностопроцентный клон. Восемь Антидот, как две капли воды похожий на императора, если бы тому было десять лет. Длинные темные волосы ребенка расплелись и спускались ниже плеч, но в остальном он оставался столь же безупречен, как когда стоял рядом с оригиналом, а Махит в поклоне поднимала свои руки. Он был невысок. И не
– Вы новый посол станции Лсел. Почему вы здесь, а не на приеме?