Память, что зовется империей

Для ребенка десяти лет он говорил пугающе прямо. Махит вспомнила Два Картографа – маленькую Карту Пять Агат – с его орбитальной механикой в шесть лет. Дети учатся тому, что от них ожидают. Как и она. В десять лет на Лселе она умела залатать пробоину, подсчитать траекторию идущего на сближение корабля, знала, где находятся ближайшие спасательные капсулы и как пользоваться ими в чрезвычайной ситуации. Знала и как написать свое имя тейкскалаанскими глифами, прочесть пару стихов наизусть; как лежать без сна в безопасном закутке личной каюты и мечтать о том, чтобы стать поэтессой, как Девять Орхидея, о приключениях на далеких планетах. Интересно, о чем мечтал этот мальчик.

– Милорд, – сказала она. – Я хотела осмотреть дворец. Простите меня, если я переступила границы.

– Послы со Лсела интересные, – сказал Восемь Антидот так, словно это первая строчка эпиграммы.

– Полагаю, да. Это… вы часто сюда приходите? Птички такие красивые.

– Хуэцахуэтлы.

– Так они называются?

– Так они называются здесь. Там, откуда они родом, у них другое название. Но здесь это «дворцовые певчие». А на Лселе нет птиц.

– Нет, – медленно сказала Махит. Этот ребенок знал Искандра. И Искандр передал ему некое впечатление о станции Лсел. – Нет. У нас вообще мало животных.

– Хотелось бы увидеть такое место, – сказал Восемь Антидот.

Ей не хватало какого-то важного фрагмента информации. (Она не сомневалась, что не должна была встретить этого мальчика – вот так наедине, без формальностей.)

– И вы сможете, – сказала она. – Вы очень могущественный молодой человек, и, когда вырастете, если еще захотите, станция Лсел почтет за честь вас принять.

Когда Восемь Антидот рассмеялся, его было трудно принять за десятилетнего. Он казался неземным, и разочарованным в жизни, и мудрым, и Махит хотелось… чего-то, она не могла определить свое чувство. Рудиментарный материнский инстинкт. Желание обнять этого мальчишку, который разбирался в птицах и которого бросили во дворце без друга или опекуна. (Где-то опекун наверняка есть. Возможно, за ними обоими сейчас присматривал сам Город – «идеальный алгоритм».)

– Возможно, я об этом попрошу, – сказал он. – Я могу.

– Можете, – повторила Махит.

Восемь Антидот пожал плечами.

– Вы знали, – сказал он, – что если окунуть пальцы в цветы, то хуэцахуэтлы будут пить нектар у вас с рук? У них длинные язычки. Им даже не придется вас касаться.

– Не знала.

– Лучше уходите, – сказал Восемь Антидот. – Вы совсем не там, где вам место.

– Похоже на то, – кивнула она. – Спокойной ночи, милорд.

Казалось, что к нему опасно поворачиваться спиной, хоть ему и десять лет. (Возможно, как раз потому, что ему десять лет и он настолько привык, что люди от него отворачиваются, что мог этим пользоваться.) Махит думала б этом всю дорогу в зал, удаляясь от сада и его обитателей.

«Им даже не придется вас касаться».

* * *

Какой-то добрый человек позаботился о придворных и чиновниках, которые проводят в этом лабиринте целые часы на ногах, и поставил ряд скамей вдоль одного коридора у банкетного зала с солнечным троном. Большинство были заняты, но Махит нашла в углу совершенно пустую и опустилась на холодный мрамор. Бедро еще поднывало. Она уже совершенно протрезвела, а еще – вымоталась, и это чувствовалось сильнее всего, а каждый раз, как закрывались глаза, вспоминался Восемь Антидот в саду с птицами.

«Не скучает ли он по тебе, Искандр?» – подумала она, и снова тишина в разуме показалась незаполняемым пробелом, ямой, куда можно провалиться. Она прислонилась к стене спиной и старалась дышать ровно. В десяти метрах из зала слышались голоса толпы – приглушенный смеющийся рев. «Что ты рассказал ему о нашей станции?»

Она даже не заметила, как рядом сел мужчина, – не открывала глаз, пока он не похлопал тихонько по плечу и она не встрепенулась. Это был тейкскалаанец (естественно, кого здесь еще ожидать), непримечательный, без формы какого-либо министерства – просто человек средних лет в многослойном темно-зеленом костюме, расшитом множеством мелких темно-зеленых звездных вспышек, с таким лицом, которое она не могла и надеяться запомнить.

– …что? – спросила она.

– Вы, – сказал тот с величайшим удовлетворением, – не носите этот значок.

Махит почувствовала, как хмурится лоб, и велела лицу принять обычную невыразительность, приличную в Тейкскалаане.

– Со шпорником? – угадала она. – Нет. Не ношу.

– Так бы и угостил вас сраной выпивкой, на хрен, – сказал он. Махит чувствовала, как от него разит перегаром. – Маловато здесь таких, как вы.

– Правда? – опасливо ответила Махит. Хотела встать, но пьяный незнакомец схватил ее за запястье и держал.

– Слишком мало. Кстати – вы не служили на флоте? По виду точно служили на флоте…

– Я никогда не служила, – сказала Махит. – Не в том смысле…

– Ну и зря. Лучшие десять лет, что я отдал империи, и там пригодится такая высокая женщина – и не важно, что вы родом не из Города, всем плевать, если вы идете за яотлеком и готовы умереть за товарищей по оружию…

– В каком полку вы служили? – выдавила Махит.