Память, что зовется империей

– В славном и вечном Восемнадцатом легионе под началом благословленного звездным сиянием Один Молнии, – ответил он, и Махит осознала, что ее вербуют. Вербуют в общество тех, кто стоял на улице и выкрикивал имя Один Молнии, желая низложить правящего императора голой аккламацией, хором слившихся голосов, заявляя, будто вечно горящие звезды отвернулись от него, обратили свою милость к новому претенденту.

– В каких битвах побеждал Один Молния? – спросила она, подумав, что стоит воспользоваться пьянчугой и попытаться понять их мышление, найти логику в публичных аккламациях.

– Это что еще за сраные вопросы? – Незнакомца вдруг глубоко оскорбило то, что она не принялась немедленно восхвалять на все лады Один Молнию, и он вскочил. Рука еще сжимала ее запястье, причем крепко. – Вы… да иди ты в зад, как ты смеешь…

«Никакой логики, – рассеянно подумала Махит, – сплошь эмоции и преданность, усугубленные алкоголем». Он затормошил ее – во рту клацнули зубы. Она не могла решить, отгонит ли его или еще больше распалит, если сейчас закричит: «Я даже не одна из вас», попыталась хотя бы:

– Я не хотела…

– Хоть на тебе нет значка, вполне мог бы быть…

– Моего значка? – произнес другой голос, светский, безмятежный. Пьяница выронил Махит – падать на каменную скамью больно, но все равно приятно – и развернулся к самому Тридцати Шпорнику во плоти, все еще великолепному во всем синем и неполной короне.

– Ваше превосходительство, – пробормотал незнакомец и спешно склонился над сложенными руками. Лицо его стало тошнотворно-зеленого оттенка, который вовсе не шел к костюму.

– Я не расслышал вашего имени, – сказал Тридцать Шпорник. – Прошу меня простить.

– Одиннадцать Ель, – приглушенно пробормотал тот не разгибаясь.

– Одиннадцать Ель, – повторил Тридцать Шпорник. – Как приятно познакомиться. Вам что-то нужно от этой женщины? Боюсь, она варварка – прошу прощения, если она вас оскорбила…

Махит уставилась на него. Тридцать Шпорник подмигнул в ответ над склоненной головой Одиннадцать Ели. Она захлопнула рот. Тридцать Шпорник опасен – самодоволен, умен, умеет управлять людьми, – и теперь она в точности поняла, что имела в виду Пять Агат, когда говорила, что Махит сама поймет причину его назначения эзуазуакатом и вдобавок сонаследником императора, когда увидит в деле. Он был гибок, как голограмма, искажался на свету, произносил разные слова с разными подходами.

– Ну что ж, – продолжал он, – мы с сами еще поговорим, Одиннадцать Ель, и найдем, как продуктивно разрешить наши разногласия, раз уж, насколько я вижу, вы настолько огорчены, что готовы на преступление.

– Преступление? – переспросил Одиннадцать Ель с особым, утонченным страхом.

– Нападение – это преступление. Но варварка вас простит, верно же? Пока что.

Махит кивнула.

– Пока что, – повторила она. Подыгрывая. Наблюдая, что будет дальше.

– Быть может, предоставите ее самой себе и вернетесь на прием, Одиннадцать Ель? Отложим политику: уверен, вы согласитесь со мной хотя бы в том, что нет ничего лучше выпивки и танцев, а здесь ни того ни другого не наблюдается.

Одиннадцать Ель кивнул. Казалось, он напоролся на кол и теперь пытается с него сползти.

– Это верно, ваше превосходительство. Я… так и сделаю.

– Сделайте-сделайте, – сказал Тридцать Шпорник. – Я подойду к вам попозже. Прослежу, чтобы вас все устраивало.

А вот это, подумала Махит, уже неприкрытая угроза. Одиннадцать Ель улизнул обратно в зал, а она теперь осталась наедине с Тридцать Шпорником. «Два наследника императора за ночь, Искандр. А у тебя какие были успехи?» В локтевых сгибах снова заискрило, и она спросила себя, вдруг это все, что осталось от имаго. Эхо невропатии.

– Кажется, я должна вас отблагодарить, – сказала она Тридцать Шпорнику.

– О, пустяки, – он развел руками. – На вас напали. Я бы вмешался, кем бы вы ни были, госпожа посол.

– И тем не менее.

– Конечно, – он замолчал. – Вы заблудились, госпожа посол? В наших-то коридорах.

Махит призвала на помощь лселскую улыбку – зубастую. Получилось смутить Тридцать Шпорника настолько, что он не улыбнулся в ответ.

– Я знаю, как вернуться, ваше превосходительство, – врала она сквозь зубы. – Я вовсе не заблудилась.

Чтобы это доказать, она поднялась со скамейки и очень старательно двинулась – стараясь не хромать, когда напоминало о себе бедро – обратно в шум и гвалт приема, оставляя эзуазуаката позади.

* * *

Начались танцы. Махит с ходу решила, что не танцует, что этот выбор – часть ее варварского образа, и еще – что уже достаточно поздно, поэтому если она придумает, как уйти (и куда – обратно к Девятнадцать Тесло? К себе в апартаменты?), то уйдет.

Люди танцевали как в парах, так и пересекающимися группами, где менялись партнерами. Они выстроились в узоры, перемещаясь длинными цепочками, фракталами. «Звездные карты», – подумала Махит, а потом пришло само собой: «Им нет конца», – и в мыслях всплыла эпиграмма Девять Маиса.