Память, что зовется империей

Махит, очевидно, слишком давно не спала, если разглядела огонь в цветочных композициях. В этом-то и беда. Не в том, что у нее галлюцинации – она была почти уверена, что нет, – а в том, что она не спала, а весь адреналин после инцидента с ядовитым цветком и встречей с Шесть Путем шел на убыль.

Тем не менее она тихо спросила:

– Ты избегаешь Города?

Три Саргасс не остановилась.

– Нет, – сказала она. – Просто не хочу лишний раз рисковать, вот и все.

Они не обсуждали случившееся на плазе Центр-Девять. В апартаментах Девятнадцать Тесло не было времени. Или это просто казалось неправильным – говорить под всевидящими очами записывающего оборудования эзуазуаката. Теперь же, в темноте, Махит ощутила себя то ли осмелевшей, то ли потерянной, то ли какую-то смесь этих чувств, которая славно развязывала язык.

– Он никогда с тобой так не поступал, да? – сказала она. – Не принимал тебя за того, кого можно поставить на место.

– Конечно, нет.

– Патрицианка второго класса, неприкасаемая для какого-то там правосудия.

– Законопослушная гражданка Тейкскалаана, госпожа посол.

Махит поморщилась. Коснулась плеча Три Саргасс.

– Прости, – сказала она.

– За что?

– Нельзя извиниться за то, что усомнилась в твоем моральном авторитете?

– Можно, – ответила Три Саргасс, – но вряд ли это практичное применение времени. А Город… я тогда просто удивилась.

– Ты не просто удивилась, тебя буквально шокировало.

Три Саргасс встала как вкопанная, обернулась и посмотрела на Махит.

– А потом я удивилась, – сказала она с непререкаемым авторитетом. – Потом у меня хватало времени удивиться. В больницах, Махит, больше нечем заняться, когда надоест цитировать самые сложные политические акростихи, которые знаешь, чтобы убедиться, что Город не подорвал долгосрочную память.

– Не стоило мне об этом напоминать, – сказала Махит.

– Только не надо меня жалеть, – сказала Три Саргасс. – Как-нибудь переживу опасения своей варварки, что цивилизация станет снова бить меня током.

– Ты правда решила, что я думала об этом?

– Лично я бы думала об этом. – В темноте Махит показалось, что глаза Три Саргасс похожи на черные камни – без зрачков, чужеродные, как небо. – А, и еще о том, случаются ли похожие сбои с другими, и при каких обстоятельствах – я бы и об этом задумалась.

– И случались? – спросила Махит.

– Чаще, чем я предполагала. За прошедшие полгода – восемь. Двое погибших.

Махит не нашлась, что ответить: «мне жаль» не годилось, а сказать «это я виновата» – значит, откровенно напрашиваться на утешения, которых, знала Махит, она не заслужила: ведь и правда наверняка виновата она. Или Искандр. Или гражданские волнения, с которыми каким-то образом связался Искандр. Грядущий распад порядка.

– Я же сказала, что удивилась, – уже мягче продолжила Три Саргасс. – Пойдем, Махит. До твоих апартаментов еще двадцать минут пешком.

Всю дорогу Махит казалось, будто Город следит за ними, хоть облачная привязка и не оставляла электронных следов присутствия; всю дорогу – хоть она и говорила себе, что снова слишком вчитывается. Это и в самом деле проблема – то, что Город убивает или ранит собственных граждан, – но есть вероятность, что вовсе не ее проблема. Есть вероятность, что она вовсе не виновата. Не может же она быть во всем виноватой. Она сможет оторваться от сюжетных склонностей тейкскалаанцев и не будет в это верить. Сможет.

* * *

Человек в посольских апартаментах Махит казался растворившимся силуэтом между высокими окнами: темная одежда, темные волосы, невидимые в сумраке до того, как он сдвинулся с места. Сперва Махит увидела вспышку – какой-то инструмент в его руке отразил свет в коридоре белым пламенем, – а потом натиск движения. Она уже вошла на два шага в раздвинутую диафрагму двери. Три Саргасс пришлось надеть привязку, чтобы поговорить с дверью, так что она стояла левее, не загораживая дорогу…

Ужас был как удар под дых. Здравомыслящий человек бросился бы бежать. Махит всегда считала, что перед лицом прямой физической угрозы сбежит – из боевых способностей ее списали сразу, на Лселе: слишком сильный инстинкт самосохранения, слишком много дергалась. Человек – в его лице было что-то до жути знакомое, когда он вышел на свет из коридора – напал с чем-то острым в левой руке. Это оказалось иглой, толстой, как шип растения, с тускло поблескивающей вязкой каплей на кончике, и Махит подумала: «Яд, шприц с ядом», – уворачиваясь, отшатываясь, теряя равновесие и падая на пол, приземляясь на перебинтованную ладонь. Шока от боли хватило, чтобы сперва решить, будто ее ударили. Все еще дрожа. – Какого… – сказала Три Саргасс в дверном проеме.