Память – это ты

– Ты что-то затеял, точно… Я тебя знаю.

– Я счастлив, что ты меня знаешь, – Полито влюбленно посмотрел на жену и нежно поцеловал ее, – но сколько можно волноваться. Все в порядке. Все очень-очень хорошо.

Лолин наконец улыбнулась, и они сплели пальцы.

– Только посмотри на него, – прошептала Лолин. – Он будто где-то в другом месте.

– Он сейчас и правда в другом месте.

– Никогда не слышала эту песню, – взволнованно прошептала Алисия.

– Никто не слышал, – с гордостью сказал Полито.

Паскуаль дождался, пока Хлоя окончательно поправит свое платье. Ему не терпелось уйти.

– Идем, – приказал он.

– Нет. Дождемся конца.

– Ты что? Уходим сейчас же!

– Тсс, – снова раздалось с переднего ряда.

– Как думаешь, лучше уйти сейчас в полной тишине или когда все повскакивают с мест вне себя от восторга?

В этот момент стало очевидно то, что Хлоя заподозрила с первой ноты.

On mor el vent,
on arriben totes les paraules
dels desitjos d’aquells que canten,
d’un món que plora, un noi que s’enamora,
de l’esperança de qui l’estima,
d’aquell que somia sense por,
ençà els seus llavis i el seu cor.
La meva Cloe, la meva vida,
el temps ens tornarà vells
però els meus llavis ni ploren ni t’obliden

[43].

Вот мой рассказ о том, как жил я и любил.

Ни в чем я не солгал, ни в чем не каюсь,
с тех пор как поцелуем наградила
меня она в пещере, где умирает ветер.

Хлоя была потрясена. Неужели такое возможно? Да, это Гомер. На пять лет старше, чем в их последнюю встречу, с бородой, с влажным от пота лицом…

– Простите… – Она тронула за плечо сидящего впереди зрителя. – Вы не знаете, как зовут певца?

– Увы, нет, сеньора. Странно, что его не объявили.

– Он первый раз здесь выступает?

– Да. И кажется мне, что не последний.

Поблизости снова шикнули.

– Зачем тебе это? – Паскуаль ничего не понимал, пока не заметил блеск в глазах подруги. Он уже видел этот взгляд несколько лет назад. На него она никогда так не смотрела. – Это он? – почти крикнул Паскуаль в ярости.

Сидя на сцене, далекий от всего и в то же время в центре всего, я чувствовал на себе пристальные взгляды зрителей. Получилось… Я мог играть и играть без остановки, хотя духота становилась невыносимой, а одежда промокла от пота. Мне было все равно, потому что я уже отдался своей песне. Я утратил безопасную дистанцию, которую всегда старался сохранять. Песня снова звучала у меня голове, и тогда я понял: я больше не буду ее прятать. Потому что чем чаще я буду исполнять эту песню, тем живее будет она.

Зал “Мельницы” давно куда-то исчез, я был в пещере с холодными стенами, а передо мной у разожженного ею костра сидела прекрасная девушка, я тонул в ее зеленых глазах. Я мог бы остаться в этой пещере на всю жизнь и умереть с этой песней на устах. Прикосновение ее руки к моему плечу, ее локоны, щекочущие мне нос, ее голова на моей груди и ее глубокое дыхание, когда она спит. Ее запах, ее смех, ее губы… Я настолько погрузился в воспоминания, что мне казалось, будто я вижу ее среди публики. У всех женщин в зале было ее лицо. Даже у той, что торопливо спускалась по боковой лестнице, увлекаемая своим спутником.

Но… профиль, выражение лица, волосы… Я похолодел. Застыл, не в силах удержать в руках свою старую гитару. Деревянный стук и взвизг струн эхом отозвались в зале. Я ждал одного: чтобы она обернулась, хотел увидеть ее лицо. Убедиться, что это не мираж.

В этот момент раздались робкие хлопки, потом еще, еще и еще. Я ничего не слышал, но вот она обернулась. Улыбнулась. И я улыбнулся. Публика взволнованно аплодировала стоя, а я… я потерял ее. Я встал, чтобы найти ее взглядом в толпе. Где же она?

Я спрыгнул со сцены, люди обнимали меня, не давая пройти.

– Что он делает? – спросила Лолин у Полито.

– Понятия не имею. Хочет быть ближе к людям?

– Кажется, он порывается куда-то бежать, – заметила Алисия.

Все были так заняты происходящим, что никто не заметил, как красная лампочка над входом замигала. Никто, кроме Полито.

– Ох, дерьмо, – выругался он.

– В чем дело? – Лолин с беспокойством посмотрела на мужа.

– Пора отсюда сматываться.

– Сейчас? Почему?

– Идет облава, солнышко.

– Тощий прав, – вмешался Монтойя. – Нам пора. Хватать будут всех подряд. За мной. Выйдем через черный ход.

– А Гомер? – заволновалась Алисия.

– Я за ним, – крикнул Полито, сунув Монтойе в руки свою гитару. – Берегите ее как зеницу ока.

Двери распахнулись, и в зал толпой ввалились полицейские, производя еще больший сумбур. Люди вскакивали с кресел и разбегались кто куда, а взволнованные и радостные возгласы сменились испуганными криками.