Память – это ты

– Думаю, не в первый раз… – Амат раздраженно фыркнул, и Монтойя торопливо исправился: – Ладно, ладно. Послушай. Прояви здравомыслие. Если ты любишь Испанию так же, как я, то знаешь, что ее нужно спасать от уготованной участи. Нас обманули, дружище. Дела у нас плохи. Хуже, чем когда-либо, и будут ухудшаться с каждым днем, пока этот фашист у власти. Он должен был уйти в отставку в тот самый день, как мы выиграли войну. Но люди теряют связь с реальностью, взобравшись на трон. Власть ослепляет их.

– Монтойя, мне это не нравится. Мы уже воевали с красными, а в итоге оба чуть не сгнили в корабельном трюме. Теперь это? А потом что?

– Потом, надеюсь, демократия, если сумеем все аккуратно сделать. Нужно видеть картину целиком. Видеть страну и ее будущее. – Монтойя все больше воодушевлялся по ходу собственной речи.

Я услышал, как виски снова плеснуло в стакан.

– Давно ты столько пьешь по утрам?

– Должность такая… Ну же, Хуан. Разве ты не видишь? Мы словно мухи, летающие над огромной кучей дерьма.

Амат зажег одну из своих сигарок. Он обожал курить эту дрянь, вонь от которой пропитывала одежду и занавески.

– Знаешь, кого расстреляли сегодня утром? – спросил Монтойя. – Официально еще наверняка не объявляют, конечно, но…

– Кого?

– Компаньса[27].

– Черт. Не может быть.

Последовало молчание, и я понял, что этот Компаньс, очевидно, был важным человеком. Наверняка я знал бы, о ком речь, если бы читал газету целиком, а не только киноафишу.

– Честно говоря, меня это не удивляет, – вымолвил Амат.

– А меня удивляет. Меня удивляет сам факт и отсутствие мозгов. У меня с ним были свои разногласия, но… расстреливать? Они что, совсем спятили?

– А чего ты ждал? Политика запугивания. Всегда такой была. Этим они посылают ясный сигнал. Если расстреляли председателя Женералитата Каталонии, могут расстрелять любого.

– Кажется, мир сошел с ума. Если он когда-нибудь был нормальным…

– Это не мир сошел с ума, а те, кто им управляет.

– Поэтому нам надо что-то делать. Мы не можем быть частью Оси. Страна не переживет еще одну войну, к тому же мирового масштаба.

– Знаю…

– Так в чем же дело? Волнуешься за парня? Возьми его с собой. Он уже не маленький.

– Ты думаешь, что предлагаешь?

– Ему полезно будет съездить куда-нибудь, развеяться…

– Нет.

– Хуан, парень спас нам жизнь и потерял отца, я понимаю, но…

– Сказал же – нет!

– Одним словом… Дело твое. Ты его… не знаю, ты его кто?

– Опекун.

– Ладно, прости. Я слегка на взводе. Единственное, что меня интересует, – ты берешься или не берешься?

– Монтойя, думаю, сейчас не лучший момент для…

– Знаешь, неважно, не отвечай сейчас. Сделай вот что. Обещай мне хорошенько подумать. Что бы ты ни решил, дай мне знать сегодня вечером. Хуан, просто маленькая встреча, и никому не нужно знать, что она была.

Монтойя поставил стакан на стол.

– Почему такая спешка?

– Потому что переговоры на носу. Лучший способ остаться незамеченными – воспользоваться встречей в Эндае на следующей неделе. Франко встречается с Гитлером. Доверенное лицо от немцев едет с ним.

– А мое прикрытие?

– Ты будешь в качестве осведомителя. Мы знаем, что в приграничной зоне скрывается несколько отрядов партизан. Будешь моим доверенным лицом, передающим информацию о положении дел на севере. Все законно, все по документам. Не как в старые времена, когда ты путешествовал инкогнито.

– Хорошо. Согласен.

– Отлично! Просто отлично. Спасибо, дружище. Я знал, что тебе надоело сидеть сложа руки.

– Уже начинаю раскаиваться.

– Спасибо, Хуан. Правда. Ты оказываешь стране огромную услугу.

– Потому и согласился.

– А, забыл кое-что.

– Так и знал… В чем подвох?

– Нет, не то. Просто… Возможно, ты встретишь там Миранду.

– Сержанта Миранду? Черт, Монтойя…

– Теперь он генерал. Командует всей приграничной зоной. Его называют Генерал Граница, представляешь? Говорят, ни один беглец от него не скроется, уничтожил практически все Сопротивление в Пиренеях. Каудильо просто влюблен в него.

– Это все меняет. Сам знаешь: он, как увидит меня, сразу заподозрит неладное.

– Я думаю, ему будет не до тебя. Говорят, в горах у него убили сына и с тех пор он живет только местью. И потом, столько воды уже утекло.

– Некоторые раны никогда не затягиваются.

Встав наконец с дивана, я увидел, что капитан Амат смотрит на свою культю с гневом. Я еще не видел у него такого выражения. Монтойя, заметив меня, поперхнулся виски. Затем притворно улыбнулся:

– Гомер! Сколько лет, сколько зим…

– Здравствуйте, сеньор Монтойя.

– Давно ты здесь? – Капитан притворяться не стал и метнул в меня испепеляющий взгляд.

– Достаточно, – ответил я с достоинством.

– Проклятье, Гомер. Это не для твоих ушей.

– Это секретная информация, сынок, – сказал Монтойя чуть спокойнее.

– Если все это было так секретно, вы должны были удостовериться, что здесь никого нет.

– Что я слышу! Это мой дом, юноша! С чего бы мне шарить за шторами всякий раз, как я хочу с кем-то поговорить!

– Я был не за шторами. Я вообще не прятался. Я сидел на диване. Вы сами говорили, что это и мой дом тоже.

Монтойя похлопал капитана по плечу:

– Не волнуйся, Хуан. Это был обычный разговор.