Он обращался ко мне. Но я уже не был солдатом. Я был им раньше – ради капитана. Ради отца. Ради отчаянной попытки начать сначала. Но теперь все в прошлом. Я отверг этих людей. Я ненавидел их всех. И тех и других, неважно. Я остановился и посмотрел на Миранду. Я был метрах в двадцати от него и его солдат, перевязывавших здесь и там свои и чужие раны. Наши взгляды встретились, и что-то Миранда увидел в моих глазах, потому что через секунду достал из кобуры пистолет и навел на меня. Остальные застыли, раскрыв рты.
– Генерал? – растерянно спросил какой-то капрал.
– Заткнись и задержи его!
– Парня? – растерялся капрал. – Но ведь он только что потерял…
– Тоже хочешь что-нибудь потерять? – рявкнул Миранда, и я воспользовался моментом, чтобы броситься бежать вверх по склону.
– Он убегает! – крикнул другой солдат, находившийся ближе, и попытался преградить мне путь.
Я бросился ему под ноги и повалил на землю. Некогда было врезать ему, и только я вскочил, чтобы бежать дальше, как он схватил меня за голые щиколотки. Брыкаясь, я несколько раз ударил солдата пяткой, пока у него не хрустнул нос.
– Огонь! Огонь! – взревел генерал.
Вокруг меня засвистели пули. Я бежал как одержимый, лес защищал меня своими раскидистыми ветвями. Сколько раз приходилось мне убегать от пуль? Впереди показался обрыв. Высота ужасала, но у подножия катилась полноводная река неизвестной глубины. “Смертельный прыжок”, – подумал я. Что я терял? “Спасительный прыжок”, – передумал я. Я прыгнул. Полетел. Упал.
Ощущение ускорения, пока я летел, было головокружительным. Я знал, что если глубина окажется недостаточной, я расшибусь в лепешку. Наконец страшный удар ног о воду и единственное желание – не коснуться дна в буквальном смысле. В переносном смысле я уже был на дне. Течение было настолько сильным, что едва я погрузился, река властно потащила меня вперед вместе с опавшими листьями, сучьями и прочим мусором в природном хозяйстве. Я держался на плаву – единственное, что мог сделать. Не стоило истощать силы в заранее проигранной схватке. Нужно было как-то приблизиться к берегу и уцепиться за куст или камень. Но русло стало настолько широким, что течение стихло, и я сумел доплыть до берега сам. Руки ныли, дыхание сбилось, ноги болели. И все же, выбравшись на сушу, я побежал дальше. Когда не мог больше бежать, перешел на шаг. Когда не мог больше идти, сел. Когда на землю упала ночь, я упал вместе с ней. Лишь теперь я дал волю чувствам и закричал что есть мочи – от злости, от тоски, от боли, от любви…
Я снова вернулся к началу. Остался один. Но на этот раз было хуже, чем раньше. Намного хуже, потому что теперь я потерял намного больше. Мне стыдно было признаваться себе в этом, но отчасти я прыгнул с обрыва, чтобы со всем покончить. Мне было все равно. У меня ничего не осталось. И все же другая часть меня отчаянно держалась на плаву.
Не так-то просто позволить себе умереть. Больше всего это похоже на борьбу с самим собой. С инстинктом самосохранения. А инстинкт нельзя победить. Его можно только обмануть. Но я слишком устал, чтобы кого-то обманывать. Я окинул взглядом раскинувшийся передо мной пейзаж. Вспомнил Эспронседу и его “Песню пирата”, которую я переделал под себя: Франция по одну руку, Испания по другую, и Пиренеи посередине[32]
.Таковы были мои возможности. Отправиться в изгнание, вернуться в Барселону или остаться на месте. Я знал, что в изгнании меня не ждет ничего хорошего. Рассказывали об огромных концентрационных лагерях, разбросанных по всему югу Франции, где с испанскими беженцами обращались скорее как с военнопленными, чем как с жертвами бесчеловечности. Возвращаться домой тоже было опасно, но я мог рассчитывать на помощь Монтойи. К тому же то немногое, что у меня оставалось, находилось в Барселоне… Полито, Лолин и моя гитара. И наконец, была еще третья дверь. Остаться на месте, сдаться и умереть уже раз и навсегда. В течение нескольких секунд я рассматривал эту возможность. Но тело сопротивлялось ей, да и помирать мне было не срочно. Любой из первых двух вариантов был достаточно рискованным, чтобы стоить мне жизни, и я решил, что если это случится, лучше хотя бы попытаться что-то сделать, чем сидеть сложа руки.
Я отбросил мысль о бегстве и снова повернулся к Франции спиной. Опять я мерил шагами Пиренеи. Какие приключения ждут меня в пути? Что ждет меня дома? Мне было всего восемнадцать, но я испытывал странное ощущение, что одну жизнь я уже прожил и теперь нужно попытаться начать вторую.
18. Мечты завоевательницы
Октябрь 1944 года, Пиренеи
– “И мистер Фогг преспокойно закрыл дверь. Итак, Филеас Фогг выиграл пари. Он в восемьдесят дней объехал вокруг света! Он использовал для этого все средства передвижения: пакетботы, железные дороги, коляски, яхты, торговые суда, сани и даже слона”[33]
.– Что такое “пакетботы”?
Вокруг Хлои сидело десятка два детей. Она подняла глаза и улыбнулась, увидев, что они научились поднимать руку, прежде чем спрашивать.
– Так, кто-нибудь знает?