Память гарпии (СИ)

Стараясь сохранять внешнюю невозмутимость, Орфин последовал за провожатым прочь от крыльев, но их образ отпечатался на сетчатке, как черное солнце. "Что же ты наделала, дура… Разыграла свой план до конца и нашла покой? Как же…»

— Не буду лукавить, — продолжал пастор, — меня давно волновало, как подарить прихожанам полет. Гарпия владела этим искусством безупречно, из чего я делаю вывод, что она тоже не лишена благодати. Жаль, что этот свет потонул в жестокости… И всё же ее крылья послужили нам вдохновением и образцом, и я надеюсь, это искупит часть грехов проклятой женщины.

Пастор сделал небольшую паузу, и Орфин наконец смог вклиниться в его монолог.

— Крылья не распадаются пургой… Выходит, она не канула? — вопрос прозвучал неестественно ровно и сухо.

— Верно, но почему тебя это волнует?

— Гарпия… доставила нам массу проблем. Хочу точно знать, что…

— Уверяю: больше она вас не побеспокоит.

Маска трещала по швам. Но удержать ее нужно было любой ценой, и Орфин призвал единственное, что смог — браваду.

— Хах, ну, трофей — что надо! Мы тоже повидали немало тварей. Последним был двухголовый паук. Раскинул тут настоящую паутину и вопил как безумный. Ну, и намучились мы с ним!

— О, я слышал об этом существе. Несчастное отродье.

Лукреций вежливо помолчал и вернулся к разговору о крыльях.

— Итак, ты удивишься: зачем нам страстогляд, если задача — воссоздать крылья? Но перед тобой лучшие зодчие всего некропилага, искусные в своем деле. Они превосходно воспроизводят конструкцию и форму крыльев. В их работах также предусмотрено ложе для благодати — той искры, что снабдит крылья энергией полета. И всё же каждая пара крыльев с изъяном. Благодать — очень капризный материал, и зодчим не удается рассмотреть его особенности. Это задача для такого, как ты. Поэтому я пригласил тебя и попрошу подобрать образцы, подходящие для полета.

Орфин прищурился.

— Разве ваша религия не говорит, что моя каста от дьявола? — не удержался он.

Сбить Лукреция с толку не удалось.

— Никакого дьявола не существует, дитя мое. Это выдумка, способ людей говорить о собственных грехах. Твоя каста действительно дальше других от Вознесения, и вам сложнее принять тот свет и надежду, которые несет Приют. Однако сей печальный факт не мешает мне обратиться к тебе за помощью. Более того, я лелею надежду, что наше сотрудничество откроет тебе глаза, и ты пожелаешь остаться в этих стенах.

Надо признать, звучал он очень убедительно. Орфин даже на миг испытал облегчение, почти поверив, что ему дадут легко уйти. Но стоило Лукрецию ввести его в следующую комнату, как Орфин понял, насколько наивна эта надежда. Священник показывал ему слишком секретные вещи, чтоб потом отпустить.

Они поднялись по винтовой лестнице в шестиугольный зал без окон. Сквозь резной потолок пятнами падал свет, как в летнем лесу. На дюжине изящных столиков-витрин блестели стеклянные колпаки, под которыми белым пламенем сияли цветы и ягоды. Каждую секунду они причудливо меняли облик — соцветие черемухи превращалось в свечу каштана, затем в гроздь смородины, в чайные почки. Спутать невозможно: это были огни гелиоса, такие же, как Асфодель показывала Орфину в Чертогах.

— Откуда они у вас?..

— Это благодать, дар Всевышнего.

— Да, но… он вам напрямую этот дар выдал?

— Твой скепсис неуместен, страстогляд. В любом случае твоя задача не касается их происхождения.

— Так что вам нужно?

— Изучи их. Выясни, почему они оказывают разное действие на крылья.

— Какое, например?

— Одни крылья начали петь, точно арфа. Другие таять, как свеча. Найди благодать, которая позволит крыльям летать — и вернёшься к своим машинам. Мы щедро заплатим за потраченное время.

Покидая комнату с гелиосами, Лукреций оставил двух стражей наблюдать за Орфином. «Они подскажут, если у тебя возникнут вопросы». Сомневаться в истинной роли мраморных призраков не приходилось.

Орфин поднял один из стеклянных куполов и тут же ощутил мурашки по затылку от мощного излучения, разошедшегося невидимой волной. Тепло жизни, чистейшая энергия. Казалось, если вобрать это пламя в себя — недолго и воскреснуть. Под бдительным взглядом статуй Орфин осторожно коснулся огня — его жар оказался приятным и покалывал щекоткой, словно приглашая заглянуть в себя. Поддавшись течению, Орфин окунулся в грезы неведомой сущности — подобно тому, как в Чертогах он нырнул в кошмар древа.

Рассвет заливается розовой водой в окно поезда и плещется под стук колес. Ты бежишь среди влажного утреннего тумана, ныряешь в него с головой и плывешь под волнами, делая мощные взмахи руками. Как дельфин в стае. Их трели — как смех лучших друзей.

Орфин оторвал руку от огня, и дивный фильм прервался. Он был звеняще-чистым, но бессвязным, как счастливое сновидение. Образы стремительно утекали из памяти, оставляя лишь ощущение плавания и розовый цвет. Запомнив это, Орфин накрыл цветок куполом и двинулся к следующему.

Шахматы и ребенок.

Свет среди космоса, азарт приключений.

Каждое видение поражало Орфина по-своему. Такие светлые и мимолетные по сравнению с кошмаром древа…