Память льда

— Учти, Моку здорово помогли братья, которые отсекли эти страшные руки-мечи. А если бы чудовище, вместо того чтобы пустить в ход зубы, попыталось бы раздавить сегулехов своими мощными ногами? Я, кажется, понял ошибку к’чейн че’малля: он сражался против троих одновременно. Это большая глупость. Он был излишне самонадеян.

— Самонадеянность — извечный недостаток нежити, Ток-младший.

Улыбка малазанца стала шире.

— А твое самомнение, как я понимаю, только что пошатнулось, да, Тлен?

— Ошибаешься, малазанец.

Ток уже собирался догнать госпожу Зависть, когда заметил, что т’лан имасс держит в руке кремневый меч.

— Я должен сразиться с Моком.

Юноша мгновенно перестал улыбаться:

— Друг мой, не надо. Воздержись от своих давних привычек.

— Это не привычка. Это обязанность. Я должен сразиться с ним. Прямо сейчас.

— Но зачем?

— Запомни, Арал Фаиль: у первого меча т’лан имассов не должно быть равных ему по силе.

— Тлен, сейчас не время для турниров! Мы не знаем, кого встретим в пределах Паннионского Домина.

Древний воитель молча направился к сегулеху.

— Эй, Тлен! Подожди!

Первый меч т’лан имассов обернулся:

— Наверняка в душе ты со мной согласен.

— Пожалуйста, остановись! Одумайся! Мы идем во вражеское логово. Нам очень нужна сила каждого из вас.

— Довольно слов, Арал Фаиль.

Братья стояли возле мертвого к’чейн че’малля. Госпожа Зависть присела на корточки, разглядывая голову чудовища. Предчувствуя недоброе, Ток пошел следом за т’лан имассом.

Первым из сегулехов их заметил Сену. Он медленно убрал свои мечи и отступил в сторону. Потом то же самое сделал Туруль. Мок неспешно повернул голову.

— Худ тебя побери, Онос Т’лэнн! — произнесла госпожа Зависть и встала.

Лицо женщины было суровым и мрачным.

— Я, кажется, предупреждала: никаких поединков!

Она взмахнула рукой, и Мок повалился на землю. Тлен остановился.

— Разбуди его, госпожа, — прохрипел он.

— И не подумаю. Сену, Туруль, соорудите волокуши для своего брата. Вы же сами их и потащите.

— Но, госпожа…

— Я все сказала, т’лан имасс.

Она повернулась к Тлену спиной, давая понять, что разговор окончен.

Все замерли. Наконец неупокоенный воин убрал меч.

— Когда-нибудь его все равно придется разбудить, — произнес он, обращаясь к Зависти. — Ты просто оттягиваешь неизбежное.

Она не ответила.

— Какая удивительная женщина, — выдохнул Ток.

Госпожа Зависть услышала и наградила его обворожительной улыбкой:

— Правда? Вот спасибо!

— Это не то, о чем ты подумала… — Юноша запнулся.

Она подняла одну бровь:

— А откуда тебе знать, о чем я подумала?

— Ну… э-э-э…

«Боги, лучше бы я помалкивал!»

Госпожа Зависть буквально из воздуха сотворила два толстых древка от копья. Они стали полозьями волокуш. Между ними сплели замысловатую паутину из кожаных ремней. Из других ремней — подлиннее и потолще — сделали нечто вроде упряжи. Сену и Туруль накинули ее на плечи и потащили спящего Мока. Ток видел (несомненно, и т’лан имасс тоже это заметил), что оба брата очень бурно переживали случившееся. Но ясно было, что ослушаться повеления хозяйки они вряд ли посмеют.

Под вечер путники достигли пограничной гряды. Ветер нагнал с севера дождевые облака, которые закрыли горы. Похолодало.

Вдоль гряды, будто пограничные столбы, тянулись могилы. Повсюду виднелись следы каменных изгородей и остатки фундаментов. Видно, когда-то жизнь здесь была более богатой и счастливой. Дорога, по которой они шли сейчас, прежде служила главным торговым трактом. Сквозь траву кое-где поблескивали остатки каменных плит. Заросшую дорогу пересекали другие, тоже некогда мощеные. Холмы сменились широкой низменностью. По ней струилась речушка, которая текла на север. Вдали виднелись три приземистые крестьянские усадьбы. По обоим берегам речки теснились хижины, но моста не было, — наверное, местные жители пользовались бродом. Обычно на подходе к селению непременно услышишь лай собак, мычание коров, детские голоса и множество других звуков. Однако на сей раз уши путников не улавливали ничего, кроме шелеста ветра. Ни из одной деревенской трубы не поднимался дым.

Ток-младший поймал себя на мысли, что его вовсе не радует переход от бесплодных равнин к зеленым пастбищам со следами человеческой деятельности. Он успел привыкнуть к суровому пейзажу равнины Ламатат. Ему не хотелось видеть незнакомых людей. Чужаков.

«Может, и мои спутники не жаждут общения с незнакомцами? — подумал малазанец и невольно поморщился, представив себе, что их ждет: незнакомые лица, оценивающие взгляды. Чувства напряжены до предела; ты пытаешься угадать, что на уме у тех, кого видишь перед собой. А вдруг у всех нас развилось желание оставаться невидимыми и незамеченными? Чужие глаза и уши нам явно мешают».

— О чем ты печалишься, дорогой? — проворковала госпожа Зависть.

Ток вздрогнул.

— Тебе не кажется, что мы… слишком заметны? Согласись, что для обычных путников мы выглядим весьма странно: воины в масках, громадная волчица, собака и т’лан имасс.

Тлен остановился и повернулся к ним:

— Сейчас я стану невидимым.