Колл кружил на расстоянии. Кони были привязаны к колышку навеса, что позволяло им повторять его движения. Три шага навстречу – и даруджиец получил бы копытом по лбу. Он выругался чуть громче, затем сказал:
– Мурильо, подведи быков к колышку – перекрой их повозкой. Если это не сработает, найди мне молоток.
Мурильо, ухмыляясь, запрыгнул на козлы и взял вожжи. Через пятнадцать ударов сердца он остановил животных возле колышка, и повозка удачно перекрыла коням возможность кружить дальше.
Колл поспешил обойти их так, чтобы повозка находилась между ним и животными.
– Значит, пусть лучше укусит, чем лягнёт, – заметил Мурильо, глядя, как его друг подходит к повозке, взбирается наверх, переступает через бесчувственную фигуру Мхиби и останавливается на расстоянии вытянутой руки от коней.
Животные туго натянули привязь, отступив как можно дальше, и дёргали колышек. Однако это была работа рхиви, рассчитанная на то, чтобы устоять даже на самом сильном степном ветру. Глубоко вбитый в утоптанную землю колышек не шелохнулся.
Затянутая в кожаную перчатку рука Колла протянулась, схватила одну из привязей. Он спрыгнул с повозки и резко дёрнул.
Конь, храпя, дёрнулся в его сторону. Второй встревоженно отшатнулся.
Даруджиец снял поводья с седла, всё ещё удерживая привязь другой рукой, пригнул голову жеребца к земле и медленно двинулся к его плечу. Вставил сапог в стремя и одним движением взлетел в седло.
Конь попытался ускользнуть из-под его веса, прижался боком к своему товарищу, зажав ногу Колла между ними.
Колл закряхтел, но поводья держал крепко.
– Славный будет синяк, – отметил Мурильо.
– Продолжай говорить мне приятные вещи, почему бы нет? – процедил Колл сквозь стиснутые зубы. – Теперь подойди и отвяжи его. И осторожно. Над нами кружит одинокий стервятник, и он полон надежды.
Его товарищ посмотрел в небо, вгляделся, затем прошипел:
– Хорошо, я купился, хватит злорадствовать, – и перевалился через спинку сиденья.
Колл наблюдал, как он мягко спрыгнул на землю и осторожно подошёл к колышку.
– Если подумать, может, стоило принести мне молоток.
– Уже слишком поздно, друг, – сказал Мурильо, развязывая узел.
Конь отпрянул на несколько шагов и встал на дыбы.
На взгляд Мурильо, Колл сделал заднее сальто с почти поэтической грацией. Он искусно приземлился на ноги и тут же отшатнулся назад, чтобы избежать удара двух копыт, который мог бы раздробить ему грудь. Даруджиец с грохотом отлетел на несколько шагов.
Жеребец ускакал, радостно взбрыкивая.
Некоторое время Колл лежал неподвижно, глядя в небо.
– Всё в порядке? – спросил Мурильо.
– Дай мне аркан. И немного сладкого корня.
– Я бы предложил молоток, – ответил Мурильо, – но ты сам знаешь, что делаешь.
Раздался далёкий рёв рогов.
– Худов дух, – проворчал Колл. – Начался поход на Капастан. – Он медленно сел. – Мы же должны быть впереди.
– Мы всегда можем поехать в повозке, друг мой. Вернуть лошадей Моттским ополченцам и забрать свои деньги.
– Повозка уже перегружена, – Колл поднялся на ноги с болезненным выражением лица. – Кроме того, он сказал, товар возврату не подлежит.
Мурильо искоса посмотрел на друга.
– Вот как? И это не вызвало у тебя никаких подозрений?
– Молчи.
– Но…
– Мурильо, хочешь правду? Этот человек был настолько жалок, что я пожалел его, понял? Теперь прекрати мямлить и давай с этим покончим.
– Колл! Он запросил огромные деньги за…
– Довольно, – прорычал Колл. – Я заплатил целое состояние за право убить треклятых зверюг или тебя. Что выбираешь?
– Ты не можешь их убить…
– Ещё одно слово, и на этом холме вырастет курган из камней для старого доброго Мурильо из Даруджистана. Ты меня понял? Хорошо. Теперь передай мне аркан и сладкий корень. Начнём с того, который ещё тут.
– А может, стоит погнаться…
– Мурильо, – предупреждающе сказал Колл.
– Прости. Камни выбирай полегче, пожалуйста.
Зловонные облака бурлили низко над волнами, которые боролись друг с другом среди иззубрённых льдин. Эти волны извивались и колыхались, даже ударяясь о линию берега, так что пена взлетала к небу. Раскаты грома прорезались сквозь скрежет, треск и неумолчное шипение проливного дождя.
– Ничего себе, – пробормотала госпожа Зависть.
Трое сегулехов скорчились с подветренной стороны большого базальтового валуна и густо смазывали жиром оружие. Эти трое представляли собой печальное зрелище – промокшие под дождём, вымазанные в грязи, доспехи изодраны в клочья. Их руки, бёдра и плечи были исполосованы мелкими ранами, более глубокие раны были зашиты ниткой из жил – ряды узлов, почерневших и затвердевших от старой крови, которая под дождём сочилась багровым.
Рядом, взобравшись на выступ, стояла Баальджагг. Спутанная, покрытая струпьями шерсть сбилась в пучки над пятнами голой кожи, из правого плеча торчало обломанное древко копья в человеческую руку длиной – прошло три дня, но волчица не подпускала близко ни Зависть, ни сегулехов. Её лихорадочно блестевшие глаза смотрели на север.