Память о мечте

Как режиссер, распределяет роли
Эпоха.
И когда-то Эхнатон
Настолько был правителем крамольным,
Насколько это может фараон.
Богоотступник и богоискатель,
Провидел он забвенье и позор
И повелел тогда, чтобы ваятель
Жену увековечил.
До сих пор
Царица Нефертити правит миром,
И, покоряясь диковинной судьбе,
Она дешевым стала сувениром,
Брелоком, медальоном, пресс-папье.

Чужого счастья крохотный осколок,

Чужой беды глазурный черепок —
Из праха извлекает археолог,
Как в скважину замочную, глядит.
Деяния описывая скупо,
Хранит всегда невозмутимый вид,
Но иногда мне кажется, что в лупу,
Как в скважину замочную, глядит.
Находкой уникальной увлеченный,
Толпе зевак и праздному суду
Раскапывает молодой ученый
За давностью забытую беду.

Постойте! Истины не говорите —

Она бывает бесполезно зла…
Но трудно скрыть:
У нашей Нефертити
Безвестная соперница была.
Любовь иль только прихоть Эхнатона?

Счастливица она или изгой?

Не фараон —
Супруга фараона
Решала участь женщины другой.
Запретна память,
Имя на гробнице
Соскоблено усердием раба.
Судья всевышний! Разве у истицы
Наладилась от этого судьба?!

В невинности научного журнала

Трагедия нашла последний акт.
Неразбериха древнего скандала
Преобразилась в беспристрастный факт.
И вглядываюсь я в изображенья,
Прислушиваюсь к голосу молвы
И нахожу приметы пораженья
В надменности бессмертной головы.

Атлантида

Говорят, что нашли Атлантиду —
Смертной вечности ветхий лоскут.
Как быка после пышной корриды,
По арене ее волокут.

Смыта кровь океаном и лавой,

Бандерильи ничтожно легки,
И тореро, увенчанный славой,
Протирает счастливо очки.

Завершают работу потомки,

Из гипотез открытия ткут,
И научных сокровищ потоки
Под музейные стекла текут.

Но пройдут катаклизмы оваций

И газетных статей суета.
Кратковременны сроки сенсаций —
В скучный факт превратится мечта.

Все легенды подвергнут очистке,

Отделив достоверности грамм,
И чудес инвентарные списки
Станут пунктом учебных программ.

Обратная связь в обратном сонете

За горизонтом, за чертой, за краем
Мы пристани привычные теряем,
Но обретаем новые моря.

Мы только в детстве в моряков играем,

Потом, забыв о море, умираем,
Бросая в бухты быта якоря.

И откровенья древнего царя

Сегодняшней наукой поверяем…
Молчи, Екклесиаст! Все это зря —
Ведь мы иную участь выбираем.

Успокоенье – участь бунтаря,

Прельстившегося обретенным раем.
Ведь все мы начинаем с букваря
И непременно Библией кончаем.

Маски