Перед тем как он уснул окончательно, крепко, мелькнула мысль: «С ума можно сойти от этой чехарды в голове».
Под утро или уже утром он услышал частые телефонные звонки, стал с трудом просыпаться, понимал, что это в доме звонит телефон, но звонки прекратились, он снова крепко заснул, и ему показалось, что сидит он в своем кабинете, а звонит ему жена из Москвы — тогда междугородных автоматов еще не было, и телефон на столе так и трясся от частых звонков.
— Слушаю! Слушаю! — закричал он в шум, в какой-то треск телефонной трубки, отлично понимая, что это звонит жена.
В трубке неожиданно все смолкло, а затем так отчетливо послышался голос жены, словно она находилась рядом:
— Андрюша, ты? Ура, дозвонилась! Догадываешься, почему звонок?
Конечно же он догадывался, то есть просто знал, но ответил:
— Понятно... Соскучилась по любимому мужу.
Она засмеялась:
— Это само собой, — и в голосе ее послышалось ликование. — Отлично прошла у меня защита — ни одного черного шара не бросили.
Он постарался придать голосу равнодушные нотки:
— Ну-у... В этом-то я и не сомневался.
Она сразу поняла его игру и рассмеялась:
— Тебе бы моим оппонентом на защите быть, так меня тут же бы и в академию избрали. — И тоже включилась в игру, сказала пугающим тоном: — Вот и все хорошие новости. Осталось сообщить ужасные: твоим угодьям, отец, угрожает страшная опасность.
Он сделал вид, что встревожился:
— Да что ты? А в чем дело?
— Прилетаю я завтра утром. Так? Завтра же все узнают о моей защите и, уверяю, в воскресенье нагрянут в дом...
— Серьезное дело... Но ничего — вывернемся.
— В твоих талантах я, кстати, тоже не сомневалась, — сказала жена.
Повесив трубку, он задумчиво посидел за столом и вдруг отчетливо подумал о том, что он и дома, похоже, уже давно зам. по быту.
А телефон опять зазвонил.
Окончательно просыпаясь, Андрей Данилович сел на тахте и потряс головой. В соседней комнате и правда звонил, надрывался телефон.
«Сын, наверное, — подумал он. — Совесть проснулась».
Но звонил директор завода.
— Данилыч, спал небось? — весело спросил он. — Так я и думал. Три раза номер твой набирал и все без толку. Надо думать, просидел вчера на своем пне до полуночи?.. И сын не приходил? Так я и знал... Придет сегодня — не беспокойся. Только ты с ним без дубины и прочего поговори. Ладно? Спокойно, рассудительно... Вчера я случайно с ним встретился, а раз встретился, то и поговорил: сдается мне — все здесь сложнее, чем я думал...
Андрей Данилович кашлянул в трубку и недовольно сказал:
— Какие здесь могут быть сложности?
— Могут, могут... Он сам тебе, наверное, все скажет. А ты вот что: если у тебя настроение завтра порыбачить появится, то позвони вечером мне — я утром за тобой заеду. Ну как?
— Посмотрим, — уклончиво ответил Андрей Данилович.
— Давай смотри, — сказал директор и повесил трубку.
Чудеса какие-то, честное слово, подумалось Андрею Даниловичу. Сложности какие-то придумали... На директора это было совсем непохоже: в таких случаях он бывал прям и резок: или — или... Что-то тут, ей-ей, не так.
Стоило Андрею Даниловичу подумать о сыне, как мысли снова сделали крутой виток в прошлое...
Гостей тогда ждали к обеду, и теща, проснувшись чуть свет, захлопала на кухне крышками кастрюль — проверяла, взошло ли тесто. Поднялся и Андрей Данилович, умылся, сжевал, не садясь за стол, бутерброд с оставшейся от ужина котлетой и выпил стакан холодного чаю.
Теща потыкала пальцем в таз с выпиравшей квашней, и тесто резиново потянулось за ее пальцем.
— Достань, пожалуйста, из погреба яблоки и варенье, — попросила она.
У порога Андрей Данилович скинул мягкие домашние тапки и сунул ноги в старые калоши.
Сквозь небольшое окошко в сени сочился блекло-сиреневый свет, и все здесь отсвечивало голубизной: оштукатуренные стены, старый стол с прикрученными слесарными тисками, деревянный ларь для муки и крупы и даже разобранный велосипед сына.
Андрей Данилович вышел на крыльцо. От дверного хлопка в курятнике вскинулся петух и хрипло закричал: «Ку-ка-ре-ку!» — сразу с шеста запрыгали куры, заклохтали, замахали крыльями, вздымая в воздух пух и перья, словно в курятнике включили мощный вентилятор.
Под крышей завозились воробьи. Один, точно сорвавшись спросонок, мелькнул серым комочком мимо лица Андрея Даниловича, но у земли расправил крылья и по-утреннему легко взлетел ввысь, остальные восторженно загалдели вслед, зачирикали.
Воробей вернулся и сел, выпячивая грудку, на забор.
Андрей Данилович засмеялся, махнул в его сторону рукой и щелкнул пальцем:
— Загордился?
Воробей покосился на него и боком-боком заскакал по деревянным зубцам забора.