Память по женской линии

– Успокойтесь, голубчик! Не так скоро дело делается, не раньше завтрашнего утра, а то и к вечеру. Идите домой, квартиру готовьте. Да успокойтесь, в самом деле! Хотите, корвалолчику накапаю?

Какая квартира, он давно все переделал! Спальня превратилась в детскую. Игорь красил потолок, клеил новые обои, голубые с желтыми воланчиками и ракетками для бадминтона, ездил тайком от Ксюши за кроваткой – выбор был небольшой, и хотелось сделать жене сюрприз, а Ксюша неожиданно обиделась, расплакалась. Почему, мое солнышко? Рыдает… Почему?

«Как же так, – все рыдает и сквозь слезы выдавливает: – Мы должны были вместе выбрать кроватку!» Дурочка. Смешная конопатая дурочка. Пожалуй, он никогда не любил жену так, как в последние месяцы ее беременности. Первый раз в жизни Игорь почувствовал себя «старшим и главным», даже за морковкой и свеклой сам ходил на рынок, а не в магазин рядом с домом. Сшибал халтуры где только можно, чтобы купить самое красивое приданое новорожденному и – главное: золотые серьги Ксюше, но это после, когда жена вернется из роддома, это подарок и секрет.

Он купил не просто золотые, а с крохотными бриллиантиками. Повезло. Карасев, тот знакомый из райкома, помог достать довольно дешевые. У райкомовских представителей свои люди даже в ювелирных магазинах. А еще бы не помог, когда Игорь ему полгода всякие отчеты-предложения редактировал «за так».

Советскому государству (СССР) оставалось жить меньше года, самое смешное, что Карасев, да что Карасев, весь райком Московского района города Ленинграда об этом не подозревал. Не более прозорливыми оказались и другие районы города. Как дело обстояло в Москве, Игорь не знал. В те времена он еще не ездил в командировки в Москву.

Дома Игорь первым делом прошел в пока еще пустую детскую. На маленьком столике, бывшем прикроватном, будущем пеленальном, стояла в ореховой лакированной рамке их с Ксюшей свадебная фотография. Надо же, забыли убрать! Игорь взял фотографию в руки, принялся рассматривать: он получился неудачно, лицо в тени, чуть смазано. Фокус сместился, потому что у его плеча Ксюшина нарядная головка в белоснежной фате. Кружева отлично прорисованы, а сама Ксюшка тоже смазана, точно готовится заплакать, и на груди светлое пятнышко. Дефект, фотограф недоработал, может, закрепил плохо – почему жена выбрала этот снимок? Ну, раз выбрала, значит, надо ей. Какое жалобное у нее там, в рамке, выражение мордочки…

Как она? Сейчас ей больно, наверное. И страшно. А он ничем не может помочь своей маленькой жене, такой большой мужчина. Невозможно ждать! Игорь рассеянно бросил фотографию в детскую кроватку, что толку от немого снимка? Позвонил в роддом: самочувствие нормальное. Как же! Нормальное самочувствие, схватки, поди. Не поможешь. И напиться нельзя, нехорошо напиваться, когда она там мучается. Как вытерпеть до утра? Может, поехать туда, может, пока он едет к роддому, она уже?! Но зазвонил телефон.

У меня зазвонил телефон… Кто говорит? Ольга, подруга Ксюшина. Приезжай, Ольга, посидим на пару. Новостей подождем, вина выпьем. Коньяку то есть. После некоторой рюмки коньяка Ольга весьма похорошела: и на лицо, и на фигуру, и по манере общения. Ну просто до такой степени похорошела, что, не будь у него Ксюши, пожалуй, согрешил бы с Ольгой. Или хотя бы не будь Ксюша в роддоме. Интересно, согласилась бы Ольга? Чисто теоретически? Наверное, все-таки нет – подруги как-никак.

Повел гостью в детскую – показывать, хвастаться.

– Что это у тебя в кроватке фотография валяется? Да это же ваша свадебная!

Сейчас начнет Ксюшу потихоньку ругать: подруги, положение обязывает. Но Ольга, напротив, принялась хвалить:

– Хорошо как Ксюшка здесь получилась, лучше, чем в жизни! Даже не заметно, что у нее левый глаз поменьше правого будет. Жаль, что пятно на платье в глаза бросается!

Подруги, да. Фотографию из кроватки вынула, аккуратно поставила в большой комнате на полочку, изображением к стене. На диван перебралась от стола с рюмочками, с единственной тарелочкой колбасной нарезки, ногу на ногу высоко закинула, прилегла на валик дивана.

Тут Игорь на нее и набросился. Потому что это ее поведение выглядело ненавязчиво. Вот, если бы она залепила какую-нибудь пошлость или раздеваться начала: юбку там задирать, пуговицу на блузке расстегивать, душно, мол, – другое дело. А так что же: ненавязчиво, красиво. Набросился, и Ольга согласилась весьма активно, охотно и проворно.

Игорь трудился над Ольгой, отстраненно рассуждая про себя: пожалуй, если он сейчас в эдаком процессе, и жене легче рожать будет. Раньше была примета: для легких родов отворяли все двери, открывали шкафы, выдвигали ящики. А это – чем не примета? Отворить спальню? Не с чужим человеком, с подругой жены. Хорошо, что не напился – завтра свеженький в роддом поедет.

После бурного, но неизобретательного секса проводил Ольгу, та почему-то выглядела обиженной. Оставлять же подругу до утра было бы нехорошо. Да что там до утра – часа три, и вот оно, утро.