В тайге ночь наступает быстро, не успеет солнце скрыться, как становится сумрачно и очень холодно, тьма окутывает землю, не видно ни гор, ни холмов, одна чернота и полное безмолвие. Мы выбрали сухое место и легли отдыхать. Комары гнусят, больно кусают, не дают уснуть. Утром поднялись, слышим, рядом речка журчит. Пошли к реке, умылись с берега, попили водички и потопали потихоньку на юго-запад. Вышли на свежую вырубку. Недалеко виднелся сруб, возле него две лошади на привязи. Мы подумали, что здесь отдыхают геологи, может, у них достанем продукты. Подошли к срубу, дверь занавешена одеялом, я чуточку отодвинул одеяло, смотрю, на полу спят люди. Их было семеро. Продуктов не видать, а в дальнем углу стояли винтовки. Значит, мы опять наткнулись на засаду. Снаружи рядом со срубом лежал неполный мешок с овсом, половину мы взяли и быстро ушли. Лошадей не стали брать, подумали, что этим выдадим себя. Идём быстро, торопимся. Вначале шли легко, потом стало труднее, вязнем, проваливаемся и наконец заметили звериную тропу. Шли по ней долго, в одном месте на песке увидели след медведя: стопа шире, но короче человеческой. Стемнело, и идти дальше ночью в тайге стало невозможно, да и устали сильно. Легли прямо на землю и заснули.
Спали тревожно. Встали рано. Сырое туманное утро, на траве роса, впереди поляна, усыпанная синими, розовыми и белыми цветами. Я сорвал цветы иван-чая и сказал:
– Давай, Стёпа, сообразим чаёк. Заварка есть.
Вдруг слышим женские голоса. В конце поляны появились женщины с косами, их было человек двадцать. Кто они? Пойти бы к ним, попросить кусок хлеба. Но нельзя. Мы не знаем, что это за люди. Уходим с поляны, спускаемся к какой-то речке. На берегу солдаты. Котелками набирают воду. Значит, женщины – заключённые, а солдаты их охраняют.
На четвёртый день мы вышли на тропу со следами не то диких зверей, не то оленей, и она нас привела к поляне, на которой мы решили передохнуть и хоть немного подкрепиться ягодами. Вдруг видим: невдалеке проехал верхом якут. Он нас заметил, прятаться было уже поздно. Он, видно, доехал до засады и рассказал про нас. Солдаты с собакой кинулись на наши поиски.
Мы стали уходить, идём через бурелом. А там вечная мерзлота, деревья пускают корни неглубоко, запинаемся о них. Пересекаем ручьи, пробиваемся сквозь густые заросли. Видно, там ещё не ступала нога человека. Вышли на открытое место. Кругом высокие кусты малины. Решили собрать ягоду про запас. Впереди около куста ольхи зашевелились кусты малины. Я приблизился к кустам, говорю:
– Стёпа, хватит собирать, пойдём дальше.
Он не отвечает. Я подошёл вплотную и увидел не Степана, а… медведя. Тот стоит на задних лапах и собирает малину. Я стою и не могу сообразить, что мне делать. Медведь увидел меня, слегка заревел и, раскачиваясь вправо и влево, побежал в чащу леса.
Идти по медвежьему следу мы не решились, и оставаться там было опасно. Пошли через болото на сопку. Ещё из леса не вышли, как уже началось болото. Мы стали перепрыгивать с одной кочки на другую, но они попадались всё реже. Не раз проваливались по пояс в ледяную жижу, а потом кочек не стало вовсе – одна коричневая жижа. Плывём по этой жиже. Ни на секунду нельзя остановиться, сразу засасывает. Так мы плыли метров двести, затем снова появились кочки, поросшие травой и мелкими кустиками. Цепляемся руками за кустики и траву, отдыхаем, а сами по горло в трясине. Наконец почувствовали под ногами твердую почву, но совершенно выбились из сил. Залезли на большую кочку и лежим, уткнувшись лицом в траву. Уже ночь наступила. Мы немного отдохнули и ползём дальше. Опять отдыхаем, потом снова ползём. Так постепенно выбрались из болота. Обессиленные, упали на землю и некоторое время лежали в забытьи. Мучил голод, не было сил двинуть рукой.
Дальше было сухо, никакой растительности. Видимо, здесь был пожар, кругом лежали головёшки, чёрные угли. Мы выжали одежду и устроились спать и проспали до самого утра. Утром глядим: руки наши и лица все в бугорках от укусов комаров. Сняли с себя одежду, выжали её и высушили на солнце. Потом оделись и пошли дальше. Над нами пролетала стая диких гусей, затем послышался шум мотора, и в небе показался самолет. Он летел на запад, значит, на материк. Мы вспомнили родных и близких. На душе стало горько. Вижу: Степан пал духом, не хочет даже разговаривать. Я собрал все силы, встаю и говорю ему:
– Подъём, Степа! Надо дальше идти.
Вновь появились следы оленей и тропинка. Куда она ведёт?
Этого мы не знаем.
Через некоторое время нас догнала сибирская лайка. Собака не лаяла и не нападала, наоборот, ласкалась и повизгивала. Видимо, отстала от хозяина и теперь была рада, что нашла людей. Мы тоже обрадовались: значит, рядом были стоянка и люди. Я снял ремень и набросил его на шею собаке. Пригодится, подумал я. Степан вон еле ноги передвигает.
Иду с собакой, она меня тянет вперёд, идти стало легче. Оглядываюсь, Степана нет. Кричу:
– Стёпа, ты где?
Не отвечает. Уже солнце спряталось за сопки. Снова кричу:
– Стёпа!