Память сердца

К профессору приходил его земляк, бывший архитектор. Звали его Михайло. Тот все расхваливал Киев, с упоением рассказывал про Крещатик, про Киево-Печерскую лавру, приглашал меня после освобождения в гости, чтобы я убедился в красоте и неповторимости столицы Украины.

Вскоре у профессора Иваницкого обострилась цинга, его положили в санчасть. А через пару дней, не зная об этом, пришёл Михайло с товарищем. Им оказался бывший командарм дивизии Александр Горбатов. Посидели, поговорили. По поводу войны Горбатов говорил: «Война неизбежна, только как будем воевать, когда все высшие военные командиры, специалисты по военным делам – арестованы и расстреляны? Многие командиры дивизий и полков сидят в тюрьмах и погибают в лагерях».

Александр Васильевич пожаловался, что у него опухли ноги и ходит он с трудом.

Спустя несколько дней всех обмороженных, больных и слабых отправили в Магадан, в инвалидный лагерь. Увезли и бывшего комдива Горбатова. А Иваницкий умер. Многие тогда умерли…

Потом нас, доходяг, отправили в посёлок Ягодный.

Только через двадцать лет я узнал о судьбе Горбатова, когда прочитал его книгу «Годы войны». Его освободили досрочно в 1940 году. Он был участником Великой Отечественной войны, воевал от начала и до конца. Командовал армией.

* * *

Посёлок Ягодный в моей жизни на Колыме был отдушиной, своего рода курортом. Жестокая судьба вовремя смилостивилась, ибо я вряд ли бы перенёс дальнейшие страдания, поскольку к тому времени очень ослаб, имея «бараний вес», начал терять волосы и зубы.

Первые строители выбрали для посёлка красивое и удобное место: берег реки Дебин. Река широкая, метров сто, а весной разливается до нескольких километров. Кругом высокие сопки, покрытые лесом. На сопках и на склонах растёт стелющийся кедр – стланик. Летом на сопках и в долинах полно брусники, морошки, клюквы, голубицы, оттого и название поселка – Ягодный.

Там находились два лагеря: дорожный и подсобных предприятий. Мы попали во второй, который насчитывал человек семьсот; лагерь обслуживал витаминную фабрику и лесопильный завод. В посёлке имелись магазин для вольных, начальная школа и несколько одноэтажных зданий, где жило начальство и вольнонаёмные со своими семьями.

Зимой мы работали в лесу на сопках – доставали из-под снега кедровую хвою и сдавали на витаминную фабрику (там из неё вырабатывали экстракт особого запаха и вкуса против заболевания цингой). Экстракт отправляли по приискам, где его давали заключённым пить перед обедом. Но толку от лечения не было, люди всё время болели.

В первые дни на работу ходили под конвоем, а потом конвоиры сопровождали нас только до окраины посёлка. Не было охраны и на работе. Это доверие в какой-то мере раскрепощало наши души, у людей помаленьку возрождалось чувство человеческого достоинства.

По посёлку многие из нас ходили, как пришельцы с другой планеты. Здесь впервые за последние годы мы увидели людей, живущих семьями, женщин и детей, магазин и начальную школу. Меня, бывшего учителя, особенно волновали школа и дети. В памяти всплывали картины школьной жизни, мои ученики, друзья по работе и, конечно, жена Анастасия Андреевна, тоже учительница и тоже любящая свою работу. Вспоминался старший сын Лёва. Как он там учится? А младшему ещё далеко до школы.

В один из первых дней нашего пребывания в Ягодном в лагерную столовую пришёл среднего роста мужчина лет сорока, в военной форме.

– Зайков, – шепнул кто-то из старожилов. – Начальник лагеря.

Мы примолкли, уткнулись в свои миски. Думаем, сейчас начнётся: «Ну, что, враги народа? Только бы жрать, а работать вас нет!»

Начальник лагеря прошёл по рядам, посмотрел, что мы едим. Некоторые из нас по привычке сидели в шапках.

– Образованные люди, а за столом в головных уборах, как татары, – укоризненно сказал он. – Нехорошо.

Все были удивлены этим замечанием и разом поснимали шапки.

Зайков ничего больше не сказал, ушёл на кухню.

– Смотри, какой культурный, – с ехидством сказал кто-то за столом.

– Не надо так, – ответил кто-то. – Начальник лагеря – человек, каких поискать. Вы его ещё не знаете.

Действительно, мы не знали Зайкова – простого русского человека, не потерявшего голову и человечность в этой странной, никому не понятной кутерьме. Таких начальников ни до, ни после Ягодного я не встречал. Зайков никогда не называл нас врагами народа, не помню, чтобы он когда-нибудь ругал, унижал, наказывал заключенных. Наоборот, относился к нам с сочувствием. И что характерно, дисциплина в лагере от этого ничуть не страдала. Два раза в месяц мы ходили в настоящую баню с хорошей парной. Невольно вспоминались другие лагеря, где заключённые мылись раз-два в год, в холодных банях и с нехваткой воды. Зайков и сам ходил мыться в нашу баню.