Память сердца

Третьим был «Микитка» (как в шутку и под хорошее настроение обзывал его Иосиф). И этот третий был опасней всех! Это не простодушный Булганин и не квёлый Маленков. В Хрущёве чувствовались сила и чисто русские удаль и бесшабашность. Ожидать от него можно всего! Если нужно будет – расстреляет, рука не дрогнет. А потребуется – спляшет гопака и покажется рубухой-парнем, своим в доску! Этот и в Гражданскую успел повоевать, и всю Отечественную удачно прошёл, и по партийной линии далеко продвинулся, и во всех чистках уцелел. Берия досконально изучил личное дело Хрущёва и никак не мог взять в толк, почему Ежов не расстрелял его в тридцать седьмом? Ведь все знали, что Хрущёв – троцкист! Иосиф тоже об этом знал (ему лично Каганович докладывал), но Иосиф зачем-то простил Микитку! И даже выдвинул на чрезвычайно ответственный пост первого секретаря Московского обкома ВКП(б). Чем-то он, видать, понравился Иосифу! С другой стороны, кто-то ведь должен был занимать многочисленные посты и должности невероятно расплодившейся бюрократии. Да и нельзя же всех поголовно расстрелять или отправить в лагеря. Кто же тогда на воле будет работать? Кто будет выращивать хлеб, стоять у мартеновской печи и создавать атомную бомбу на погибель зловредной Америке? Кто будет восседать с важным видом в симпозиуме, и кто будет рукоплескать и голосовать за всё то, что услышит или прочитает в газетах? Жаль, конечно, что нельзя всю страну превратить в большой трудовой лагерь – с вооружёнными конвоирами и с подъёмом в пять утра, с работой до седьмого пота и с тотальным учётом и контролем (не о том ли писал Ленин в своей знаменитой статье?). В конце тридцать восьмого Иосиф всё это сообразил и словно бы одумался – когда были уже уничтожены почти все лидеры партии, большинство секретарей крайкомов, обкомов и горкомов, когда было расстреляно сорок тысяч командиров победоносной Красной армии и когда вся огромная страна не спала по ночам, дрожа от страха и прислушиваясь к уличным звукам, поминутно ожидая ночного визита непрошенных гостей в хромовых сапогах. А после войны Иосиф и хотел бы снова учинить расправы над неугодными и подозрительными элементами, да время уж было не то! Мировое сообщество не поймёт. Да и поотстали от капиталистов заметно! Нужно срочно догонять. А как? Вот задачка, так задачка!

Совсем не то было в головах у вышеозначенной троицы. Маленков был подавлен и растерян. Булганин задумался и глубоко ушёл в себя. Хрущёв весь напрягся и словно готовился к бою. Ему вдруг вспомнились и Сталинград, и страшные потери под Киевом и под Харьковом, когда он просил Иосифа дать команду на отвод войск, а тот лишь ругался и требовал стоять до конца. В плен тогда попало около миллиона красноармейцев. Всё это было исключительно на совести Иосифа. Если бы он послушал Будённого и Кирпоноса, если бы хоть немного разбирался в тактике и стратегии и не был таким ослом, то не было бы таких страшных и бессмысленных жертв, война не была бы такой затяжной и кровавой. А в тридцать седьмом что учудил? А в тридцать третьем? А в двадцать девятом? А вот совсем недавно – затеял совершенно вздорное, насквозь фальшивое «дело врачей-вредителей». А теперь сам умирает в своём бункере, и нет рядом ни врача, ни медсестры и ни сиделки! Своими руками устроил себе казнь египетскую!

Подумав так, Никита грустно усмехнулся и покачал головой. Вспомнилась старинная пословица: «Сколько верёвочке ни виться, а конец будет!» Вот он и настал! В отличие от Берии, он не радовался близкой смерти Иосифа. Хоть и понимал, что всем станет легче, а многие люди останутся живы. Прекратится людоедская политика, оправится от голодного обморока деревня, выпустят из лагерей миллионы ни в чём не повинных людей – всех тех, кто выжил в нечеловеческих условиях и наперекор всему! Отменят непомерные налоги, перестанут давать срока за опоздания и прогулы, уменьшат рабочую неделю и повысят зарплату, станут строить жильё и производить товары для людей, а не для войны!