Память сердца

Когда Игнатьеву сообщили о том, что Иосиф находится при смерти, что он едва дышит и не может говорить, он в впал в ступор и несколько минут не мог собраться с мыслями. Если бы огромное каменное здание, в котором он восседал, вдруг рухнуло, рассыпалось в прах, а сам он валялся в пыли и грязи среди обломков, он бы меньше испугался, ибо в его представлении рухнуло всё мироздание! Погасло солнце, освещавшее всё, что ни было в этом мире, все его закоулки и потаённые ходы! И как же после этого жить? К чему стремиться? И что он должен сделать прямо сейчас, в эту минуту?.. Впервые в жизни ему предстояло принять самостоятельное решение. Инструкций на этот счёт не существовало. И не было никого, кто бы мог ему приказать сделать то-то и то-то. Тот, кто приказывал, лежал теперь бездыханный в своём бункере. Время шло, а Игнатьев не мог ни на что решиться. В какой-то момент он вдруг понял, что должен немедленно ехать к Иосифу и распорядиться сообразно с обстановкой. Это и по должности ему положено – ведь вся охрана формально подчинялась ему. Не зря же ему первому сообщили о случившемся! Но при мысли об этой поездке его обуревал ужас. Его страшила сама мысль о том, что он должен подойти к умирающему вождю, лицезреть его последние минуты. И если он ошибётся, сделает что-то не так или, наоборот, не предпримет единственно правильных шагов, то его же и обвинят во всём! Так что лучше прямо сейчас застрелиться! Пистолет вот он, в сейфе. Достаточно один раз нажать на курок! Все так и поймут, что он не выдержал горя и покончил с собой, не в силах пережить горечь утраты! И семья не пострадает. И похоронят с почестями…

С минуту примерно Игнатьев раздумывал над такой привлекательной возможностью. Это представлялось ему геройством, почти что подвигом – вроде броска на вражескую амбразуру. На войне-то он не был. Самые страшные годы – с сорок первого по сорок третий – провёл в затерянной в забайкальских степях Бурят-Монголии, был там секретарём областного комитета ВКП(б). В сорок третьем перебрался поближе к театру военных действий – в Башкирию. Но тоже хорошо и безопасно – глубокий тыл! Так и прожил все эти годы, не услышав ни одного выстрела, не увидев в небе ни одного вражеского самолёта. Немудрено поэтому, что применить оружие против самого себя он не решился. Изворотливый ум подсказал другой, гораздо более безопасный выход. Нужно сообщить о случившемся Берии! Берия накануне был на даче с Иосифом, они, как всегда, кутили до утра. А ещё там были Маленков, Хрущёв и Булганин. «Вот и пусть теперь расхлёбывают!» – подумал Игнатьев с неожиданной радостью. Решение проблемы оказалось простым и вполне логичным. И вполне безопасным. Спрашивать будут с других – с тех, кто был с Иосифом в последние часы его жизни. Кто, быть может, способствовал его смерти! Пусть они теперь расскажут, как провели эти последние часы и почему бросили умирающего вождя! А он, Игнатьев, тут совершенно ни при чём. Все видели, что он все последние дни провёл в своём рабочем кабинете. У него масса свидетелей, начиная с секретарши в приёмной и заканчивая гардеробщицами и дежурными на вахте!..

Такие простые и здравые мысли придали сил министру госбезопасности. Он уже не думал стреляться. Вместо этого он протянул руку и снял трубку с аппарата прямой правительственной связи.