Память Вавилона

– Вы единственный из ныне живущих, кто способен понять, что происходит на самом деле. Ведь вы уже встречали того, кто убил miss Сайленс и Бесстрашного?

Глаза профессора стремительно забегали от Офелии к Октавио.

– Вы оба… вы даже не представляете, до чего сумели докопаться. Даю добрый совет: прекратите разнюхивать. Про себя могу сказать, что это не принесло мне ничего, кроме неприятностей. Меньше знаешь – крепче спишь.

Сидевший в своем углу Октавио медленно встал, отряхнул форму и расправил плечи.

– Мы курсанты из роты предвестников. «Уметь заставить и заставить уметь» – вот наш девиз.

Профессор Вольф усмехнулся. Он все еще не выпускал из рук карабин, однако поза его стала менее напряженной. С лица исчезло выражение озлобленности, плечи согнулись, словно под гнетом навалившегося на него непосильного бремени.

Офелия решила, что ей пора разделить тяготы профессора.

– Вы читали книги Е. Д.? – спросила она.

И тут же ощутила на себе обжигающий взгляд Октавио. Его снова поразил вопрос, который он уже слышал из уст Офелии.

Профессор Вольф схватился за горло, как будто девушка перекрыла ему кислород.

– Как вы… Что вам известно?

– Мало и в то же время много. Если мне надо бояться, я бы хотела по крайней мере понять, чего именно. Мне нужно знать истину. Вашу истину, – тихо закончила она.

Молчание показалось бесконечным. Наконец профессор Вольф отложил карабин и опустился на походную кровать. Теперь он выглядел беспредельно усталым.

– Моя правда заключается в том, что я трус, – удрученно произнес он, поглаживая гипсовый воротник. – Садитесь. Давайте поговорим.

При этих словах из зарослей выскочили два садовых стула и на цыпочках приблизились к гостям. Стул Офелии оказался таким пугливым, что девушке пришлось со всей силой надавить на него, чтобы он не сбежал.

Уставившись на свои перчатки чтеца, профессор глубоко вздохнул.

– Я специалист по войнам древнего мира. Точнее, был им, пока это слово не поместили в Индекс, – раздраженно произнес он, заметив, как нахмурился Октавио. – Возможно, я не виртуоз, но все же один из лучших экспертов по датировке. Меня всегда притягивал Мемориал, ведь когда-то там находилась древняя школа. В свое время я ходил в Секретариум и читал там старинные книги. Однако я не мог не замечать, как каждый раз на основании новых законов и декретов мои исследования загоняют во все более узкие рамки. Со дня на день Светлейшие Лорды могли закрыть мне доступ в Секретариум. Оружие, награды, мемуары, переписка, – перечислял он, загибая пальцы на руке. – Все коллекции, относившиеся к войне, вывезли из Мемориала как ненужный мусор. Затем настал черед книг. Шпионские романы, готические романы, романы плаща и шпаги бесследно исчезли с полок. Настоящая чистка!

Профессор Вольф прямо-таки испепелял взглядом сидевших напротив него курсантов, словно они несли личную ответственность за исчезновение книг.

Офелия понимала его: в свое время она восприняла очищение своего музея от «ненужного» как ампутацию собственной руки или ноги. Но поделиться этой историей означало выдать себя.

Октавио хранил молчание. Прочно усевшись на садовом стуле, он с тех пор не произнес ни слова.

– Нынешний Мемориал не имеет ничего общего с Мемориалом времен моей студенческой юности, – продолжал профессор Вольф. – Мне становилось все труднее находить в нем материалы для исследований. Я ничего не мог изменить, я стал бессильным свидетелем оскудения хранилищ с документами и исторической литературой. На деле все обстояло еще хуже. Проклятая miss Сайленс и ее свойства акустика… Она ходила за мной по пятам. И, если слышала, что я листаю какую-нибудь книгу, немедленно отправляла ее в мусоросжигатель. В Мемориале она следила за каждым моим шагом, каждым движением… так другие птицы следят за полетом грифа, чтобы найти мертвечину. По мнению miss Сайленс, если такой специалист, как я, заинтересовался той или иной книгой, значит, эта книга непременно должна считаться вредоносной. Я всячески избегал старшего цензора, передвигался на цыпочках, чтобы она меня не услышала. И однажды с досады забрел в молодежный сектор.

От внезапно налетевшего шквалистого ветра стекла в оранжерее задрожали. Их позвякивания оказалось достаточно, чтобы профессор Вольф в панике вскочил на ноги и вскинул карабин на плечо. Широко раскрытые глаза, сверкавшие из-под лохматых черных бровей, придавали ему безумный вид.

Офелия невольно начала вглядываться в заросли сорняков. Определенно, паранойя профессора передалась и ей.

Убедившись, что это ложная тревога, Вольф грузно опустился на раскладушку, и та жалобно скрипнула. Он провел рукой по лицу, как бы смахивая следы, оставленные на нем бессонницей и тревогой.

– Я… я не особо интересовался книгами Е. Д. В свое время, подобно каждому уважающему себя мальчишке-вавилонянину, я пару раз поднимался на стремянку, запрещенную для детей моего возраста, чтобы добраться до расставленных наверху сказок. Но они оказались ужасно нудными, и я быстро вернул их на место.