Память Вавилона

Кивнув в знак согласия, Октавио остался сидеть в прежней позе. Его оценка сказок Е. Д. совпадала с оценкой профессора Вольфа, но это лишь обострило любопытство Офелии.

– Когда же ваше мнение изменилось? – спросила она. – Чем заинтересовали вас книги, которые вы в детстве считали скучными?

Профессор скривился, словно глотнул скисшего молока.

– Поначалу – ничем. Благонамеренные истории в замшелом стиле. Создавалось впечатление, что эти сказки написаны с одной-единственной целью: прославить новый мир. Да-да, с целью рассказать, как Духи Семей стали настоящими прародителями человечества! – с неожиданным пафосом продолжил Вольф, вращая глазами. – Как их потомки чудом вновь заселили ковчеги! Как семейные свойства необыкновенным образом стали передаваться из поколения в поколение! Как появились властители предметов и властители пространства, властители гравитации и вся остальная клика! Как мир пришел на смену войне, и все в таком роде. Я никогда не продвинулся бы дальше, если бы не… кое-что другое.

Жадно ловя каждое его слово, Офелия так подалась вперед, что чуть не свалилась со стула.

– Истории Е. Д. не стоят выеденного яйца, – приглушенно продолжал профессор Вольф. – Его книги заинтересовали меня как предметы. Поймите, речь не идет о переизданиях: книги явно напечатаны при жизни автора и к тому же хорошо сохранились. Пожалуй, даже слишком хорошо. Я же эксперт по датировке, – горько усмехаясь, напомнил он. – Я был уверен, что мемориалист, описавший их для каталога, совершил грубейшую ошибку. Эти сказки не могли появиться спустя век после Раскола – они, без сомнения, увидели свет гораздо раньше! Профессиональная гордость побуждала меня предложить Мемориалу свои услуги чтеца, чтобы провести надлежащую экспертизу всех книг Е. Д. Впрочем, нет, – прошептал профессор, скорее для себя, чем для Офелии или Октавио, который, похоже, даже не смотрел на него. – Не гордость, а гордыня. Я хотел доказать им, что они недооценили меня. – Он снова горько усмехнулся. – И что же? Я не только получил категорический отказ, но и привлек внимание miss Сайленс к книгам Е. Д.

Офелия затаила дыхание. Пазл наконец начинал складываться. Так вот почему miss Сайленс хотела полностью уничтожить собрание сочинений этого автора! Потому что оно вызвало интерес профессора Вольфа!

– И что вы тогда сделали? – спросила она.

– Самую большую глупость за всю свою жизнь. Я украл одну книгу.

Октавио не произнес ни слова. Однако его глаза вновь загорелись, словно угольки. На Вавилоне кража считалась тяжким преступлением.

Офелия не разделяла его возмущения.

– А эта книга до сих пор у вас? Это ведь «Эра чудес»? Не могла бы я ее увидеть?

– Нет.

Ответ профессора прозвучал как удар хлыста.

– Нет?

– Нет, вы не можете ее увидеть. Нет, это не «Эра чудес». И нет, у меня ее нет. Если вы хотите знать мою истину, – нетерпеливо произнес он, – вам, юная особа, следует дослушать до конца.

Офелия закрыла рот, чтобы удержать рвавшиеся наружу вопросы.

– Я украл книгу, – повторил профессор Вольф. – В спешке схватил один том, спрятал его под курткой и ушел, ускользнув от бдительных ушей miss Сайленс. Только придя домой, я наконец осознал, что я наделал, – нехотя продолжал он, отводя взгляд. – Когда я произносил внесенные в Индекс слова или собирал запрещенные предметы, я не чувствовал себя виновным. Но украсть… Теперь я оправдывал мемориалистов, не считавших меня достойным именоваться профессором. Я решил сообщить Лорду Генри, что готов заплатить солидный штраф за кражу, объяснить ему свои побуждения и разоблачить miss Сайленс. Этот Лорд никогда не слыл сентиментальным, но он всегда противился уничтожению книг.

Офелия с трудом сглотнула слюну. Каждый раз, когда речь заходила о Торне, ей казалось, что внутри у нее что-то обрывается.

Профессор Вольф поморщился, на лице его появилась беспомощная улыбка.

– Я ничего не сделал. Не связался с Лордом Генри. Никого не разоблачил. Вместо этого я своими руками прочел книгу.

Лицо профессора приняло такое жесткое выражение, что Офелия и Октавио переглянулись. Вольф резко побледнел. По его черным бакенбардам струился пот. Чем ближе он подходил к развязке своей истории, тем труднее ему становилось говорить. Дрожь профессора передалась гипсовому воротнику и раскладушке.

– And?[44] – выразительно спросил Октавио. – Похищенная вами книга оказалась такой давней, как вы и предполагали? Вы были правы?

Его вопросы помогли профессору Вольфу продолжить рассказ.

– Нет, молодой человек. Я ошибся. Причем настолько, что поначалу сам себе не поверил. Книги Е. Д. имели гораздо более древнее происхождение.

Профессор сунул руку под матрас своей раскладушки и вытащил оттуда пачку сигарет, наверняка купленных на черном рынке. Увидев вспыхнувший в полумраке огонек зажигалки, Офелия сообразила, что за стенами оранжереи сгустились сумерки. Воздух, казалось, замер: ни дуновения ветерка, ни стрекота насекомых.

– Книги Е. Д. написаны не после Раскола, – выпустив облако табачного дыма, объявил профессор Вольф. – Они написаны до него.