Память Вавилона

Молча загасив последнюю сигарету, профессор Вольф натянул черную куртку, убрал мушкет, подпиравший дверь оранжереи, и по крышам повел их к той же пожарной лестнице, которой они воспользовались накануне.

– Здесь мы расстанемся, – заявил он. – Вы ухóдите. Я остаюсь.

Кончиками пальцев профессор пожал руку, протянутую ему Октавио, и стал смотреть, как тот спускается по лестнице. Потом, схватив Офелию за плечо, спросил:

– Вы ему доверяете?

– Да.

Уверенный ответ девушки удивил прежде всего ее саму, ведь еще два дня назад она считала Октавио врагом.

Профессор судорожно сжал плечо Офелии:

– Однако при этом он не перестает быть Сыном Поллукса. Все, о чем мы вчера говорили, он расскажет властям. На вашем месте я бы не доверял людям, которые манипулируют коллективной памятью. Особенно теперь, когда вы знаете то же, что и я.

Офелия согласно кивнула.

– У меня к вам просьба, юная особа, – продолжал он. – Вы должны оказать мне одну услугу.

Девушка опять кивнула.

– Знаете ли вы служащего Мемориала по имени Блэз?

И снова кивок, на этот раз нерешительный. Она понимала, что в долгу перед профессором, но не была уверена, что готова скомпрометировать друга, если бы профессору Вольфу понадобилось именно это. Однако профессор выглядел не менее растерянным, чем она сама. Теребя обгорелые клочья бородки и кусая губы, будто желая как следует прожевать слова, он наконец произнес:

– Не могли бы вы… всего лишь сказать ему, чтобы он вел себя осторожнее?

– А он знает, что с вами случилось? – шепотом спросила Офелия.

Профессор нахмурился. Нечесаная голова и плохо выбритые щеки выдавали его дурное настроение; сейчас он больше походил на дикаря, чем на респектабельного ученого.

– Нет, – буркнул он. – А если узнает, то захочет мне помочь и навлечет на себя неприятности. Поверьте, ему и без того не везет. Я могу на вас рассчитывать? Предупредите его, но ни слова обо мне.

Они подошли к лестнице, и Офелия, вцепившись руками в перила, осторожно встала на ступеньку.

– Мне кажется, Блэз предпочел бы услышать предупреждение из ваших уст.

Девушка так медленно спускалась, что вполне могла бы претендовать на рекорд по медлительности. Когда же она наконец ступила на утоптанную землю старого двора, где им довелось так много пережить, то с трудом узнала это место. Еще вчера здесь бушевала настоящая пыльная буря, но сегодня предрассветный воздух напоминал прозрачную гладь озера. Все кругом словно замерло, боясь напомнить о вчерашних потрясениях.

Посреди двора стоял Октавио и пристально смотрел себе под ноги. Офелия ни за что не смогла бы определить, где лежал труп Бесстрашного. Видимо, патруль зачистил место происшествия, не оставив следов. Внезапно девушка вспомнила о сыне погибшего. Сообщат ли мальчику, что на самом деле произошло с его отцом? И вообще, осталась ли у Бесстрашного семья?

– Идем отсюда, – буркнул Октавио. – Здесь нам больше нечего делать.

Они пошли на причал, сели в первую же гондолу, уходившую в облачное море, и, добравшись до центра города, попросили какого-то таксвиста довезти их до остановки трамаэро. Когда переполненный вагон воздушного поезда оторвался от земли, солнце уже встало.

Сидя рядом с Октавио, Офелия краем глаза разглядывала его. Челка закрывала ту половину лица, где виднелись ранки на носу и брови. Глаза прятались под опухшими от усталости веками. Октавио сидел, скрестив руки на груди, напрягшись, словно готовился отразить нападение. Офелия ясно почувствовала: в юноше произошли какие-то перемены.

– Что ты собираешься делать? – тихо спросила она.

Октавио ответил не сразу; он продолжал смотреть в пустоту за оконным стеклом и наконец процедил сквозь зубы:

– Well… я ударил человека, присутствовал при убийстве и за один день стал свидетелем стольких запрещенных действий, сколько не видел за всю свою жизнь. После занятий я обо всем расскажу матери. Она сумеет принять наиболее справедливое решение. Как ты считаешь?

Он вопросительно уставился на Офелию. И тут девушка поняла, что в нем изменилось. Октавио всегда смотрел на мир глазами победителя, всегда был уверен, что займет в нем достойное место и станет играть отнюдь не последнюю роль. А сейчас он начал сомневаться в себе.

– Мне кажется, – немного подумав, произнесла Офелия, – ты сам должен определить, какое решение наиболее справедливо.

В пристальном взгляде Октавио читался неподдельный интерес.

– Любопытно, – промолвил он, – мне даже кажется, что я готов в тебя влюбиться.

Офелия сняла очки, чтобы не дать им покраснеть прямо у нее на носу. Она чувствовала себя немытой и дурно пахнущей и уж никак не ожидала от юноши такого признания.

– Октавио…

– Не надо лишних слов, – ровным тоном произнес он. – Даже если ты мне приглянулась, между нами ничего быть не может, и не только из-за устава, – добавил он с ноткой иронии. – Для меня ты слишком труслива.