Офелия ужасно огорчилась. Конечно,
– Вы, кажется, говорили, что
Блэз растерянно почесал затылок.
–
Офелия придвинула лесенку ближе к стеллажу и взобралась по ней к верхним полкам. На них стояли свежеизданные буквари.
– Там
Блэз протянул девушке руку, чтобы помочь сойти вниз, но поскользнулся на паркете и чуть не упал вместе с ней.
–
– А вы можете провести меня туда?
Блэз взглянул на стенные часы.
– Я могу открыть вам дверь, но сам не задержусь. Мой рабочий день уже кончился, а сегодня родители в виде исключения пригласили меня на ужин. И я не могу заставлять их ждать, – добавил он, снова стараясь прикрыть лопнувший шов на брюках. – Я и без того доставляю им много огорчений.
Вероломство
Офелия никогда еще не бывала в отделе цензуры. Он располагался в другой половине Мемориала, целиком реконструированной после Раскола. Проходя по ней, девушка невольно думала о пустоте, зиявшей под многотонной каменной громадой. Это безлюдное помещение напоминало скорее заводской склад, нежели административный офис. Голые, без абажуров, лампы заливали резким светом штабеля картонных коробок, громоздившихся до самого потолка. В помещении стояла душная жара.
– Вот наш мусоросжигатель, – объявил Блэз, указав на стальную герметичную дверь с закопченным оконцем. – Но я… мне категорически запрещено подходить к нему.
– Разве он еще работает? – удивилась Офелия. – А я думала, что, пока нет нового каталога, уничтожение документов приостановлено.
– Вы правы, книги сейчас не сжигают, но есть еще отбросы. Мемориал ежедневно принимает сотни посетителей, не говоря уж о персонале. Вы даже не представляете, сколько мусора мы туда загружаем каждый вечер. А вон там хранятся архивы,
Блэз открыл другую дверь, и ее ручка тут же отвалилась. Архивный зал ничем не отличался от первого: кругом всё те же картонные коробки. Если старый каталог брал свое начало именно отсюда, то Офелии стало понятно, зачем Торн начал создавать новый с нуля.
– А теперь я вас оставлю, не то опоздаю на свой трамаэро, – сказал Блэз. – Обещайте, что потушите свет и закроете за собой, когда будете уходить.
– Не волнуйтесь, я все сделаю.
Офелия тоже спешила, время уже поджимало. Засучив рукава пиджака, она стала просматривать таблички на коробках, как вдруг заметила, что Блэз все еще топчется в дверях, глядя на нее с тоскливой боязнью.
– А вы не забыли,
– Нет-нет, я помню.
Бесстрашный ненавидел цензоров – и
– Будьте очень осторожны,
Умоляющий голос Блэза тронул Офелию до глубины души. Но она не смогла ответить: в такие моменты у нее никогда не находилось нужных слов.
– Наблюдательный центр девиаций[40]
– вот куда ее отправили! – трагическим шепотом сообщил Блэз. –– Я… Спасибо…
Но она опоздала: Блэз уже скрылся.
Девушка заставила себя успокоиться: нельзя решать две проблемы разом. Сначала книги. Она заметила на одной из коробок число, соответствующее дате гибели
– Вот оно! – выдохнула Офелия.
В одном из перечней, под заголовком «Автор Е. Д.», значилась целая колонка книг. Девушка прочитала названия: «Путешествия в новом мире», «Приключения чудесных малышей», «Прекрасная веселая семья» и прочее в том же духе. Судя по всему, это была в высшей степени благонамеренная литература, что делало ее уничтожение совсем уж непонятным.
В рубрике «Причины цензуры»
На книгах Е. Д., как и на многих старинных изданиях, отсутствовали даты выхода в свет, но в перечне указывался примерный период публикации – первый век после Раскола. Иными словами, то время, когда человечество еще только начало оправляться от катастрофы, строило новую жизнь и нуждалось в так называемой оптимистической литературе.