Мужчина вдруг наклонился ниже, и шепот его стих, хотя удалось заметить, что он продолжает шевелить губами. Черноволосая наконец развернулась в сторону молодого человека и положила ему палец на губы. Обронила вопрос, короткий, всего в несколько слов, и от лица воина отлила кровь. Но он ответил без следа колебания, кивком и тем, что приложил руку к сердцу. Эти варвары и их первобытные в своей простоте жесты… Некоторым образом это было даже красивым.
Девушка встала и сделала несколько шагов, остановившись перед стеной пламени.
– Кровь призывает, кровь идет, – сказала она звучно, словно была княжьим герольдом, оглашающим волю владыки. А потом добавила, с вызовом глядя на Китчи-от-Улыбки: – Кости катятся.
Раздалось шипение, и сопровождавший ее воин исчез.
Тишина. Лишь каменные стены вокруг, всех оттенков серого и грязно-коричневого, медленно насыщавшиеся цветом по мере того, как подступал рассвет. С того места, где ее оставили связанной, Деана видела розовеющий горизонт. Еще полчаса, может, чуть больше – и солнце выглянет из-за него, поцелует ее лицо, и тогда… Она… она почувствует то же самое, что чувствовал Йатех, когда вырубал в стене дыру в том месте, где было написано его имя? Когда отбрасывал прочь все, что связывало его с существованием как иссарам, чтобы стать
Или же, когда умрет она – пусть тело ее все еще продолжит дышать, – останется ли ей какое-то дело до того, что именно сотворят с ее телом?
Пустынный тушканчик проскочил в нескольких шагах от нее, наверняка спеша спрятаться до рассвета в нору.
Ей было негде спрятаться.
– Мне интересно, Деана, хотя бы на миг ты раздумывала над тем, чтобы послушаться его? Чтобы выдать своих спутников в обмен на легкую смерть и спасение души? Помни, что ты ослабляешь племя.
Она подскочила, ткнувшись головой в камень и тараща глаза. Рядом стоял он, странно одетый, без закрытого лица, только мечи носил, как и раньше, на спине. Неудивительно, что она не услышала, как он приближается: он всегда умел поймать ее врасплох.
Он наклонился и вытащил кляп:
– Ты подумала?
Она не ответила, меряя его взглядом. Казалось, в нем все было чуждым: одежда, речь, жесты. Прошедшие месяцы изменили его сильнее, чем… Нет! Она отвела взгляд. Это не Йатех! А лишь пустая скорлупа, бездушное тело или – что хуже – тело, заселенное кем-то иным. Его глаза… «Да охранит меня Харуда своим мечом», – подумала она. Брат же смотрел на нее, словно столетний старик.
– Наверняка нет. В этом ты вся, Деана. Пожертвовала даже собственной душой ради кого-то, кто тебе доверился. Ты уверена, что – стоит? Потому что я – не уверен. Но я иду следом за ней, потому что порой слышу, как она плачет, иногда же вижу, как разгорается в ней огонь. Знаешь, что я уже ни во что не верю? В общую душу, в
Он говорил тихо, равнодушным тоном кого-то, кто слишком долго оставался наедине лишь с собственными безумными мыслями. Кому не было дела до ответов.
– Она говорит, что близится буря, что падут стены, а мир вывернется наизнанку. Что нужно сжечь старые долги и покарать лгунов. Слова и только, болботание, ничем не отличающееся от бреда любого безумца. Но я видел… она показала мне… черные горы, седое небо… плач… словно плакал… Когда услышишь такой плач, ничто другое значения уже не имеет. Я только раз спросил ее, слышит ли его и она, а она взглянула на меня и ответила: «Все время». Понимаешь? Все время. Скажи что-нибудь, прошу.
Она опустила взгляд. «Нет. Тебя здесь нет. Ты не мой брат».
– Срок договора оставался совсем коротким, но теперь мы составили новый. Знаешь, Деана… Иной раз мне кажется, что я схожу с ума, но когда она показала мне тебя… Это хороший обмен. Знаешь, что я – учусь? Беспрестанно. Синяки, раны, вывихи, порой удается удерживать пламя внутри многие часы. Часы… И я чувствую, как оно меня выжигает. Иной раз мне даже удается выиграть. Прошу, скажи мне хоть слово.
Он вдруг присел на корточки перед ней, лицом к лицу, а она, хотя и очень этого не хотела, утонула в его глазах. Вот только… Это была не боль, но нечто большее и меньшее, то, что остается, когда человек понимает, что страдание – всего лишь черный сосуд, а куда важнее то, что находится внутри сосуда. И когда обнаруживает в себе достаточно смелости, чтобы в него заглянуть.
Деана не могла отвести глаза от того, что светилось в глубине его зрачков.