Памятка

Поезд, стой! Помедли малость.
Дай сойду. Вернусь. Беда:
Незавернутой осталась
Родниковая вода,
Где — давно ли? — пили кони,
С губ роняя серебро.
Бесполезное сегодня
Пропадает зря добро.
Заросла колода илом,
Заколодел гулкий тракт,
По которому водила
Мать напиться жеребят.
Не найти в траве тропинку,
К водопою, где ходил
После пашни смирный Синько
С гордой Пальмой впереди.
Нету Синька. Нету Пальмы.
Нет веселых жеребят.
...Умолкай давай, хрустальный,
Прекращай сверканье, брат.

Ну, а ты, второй по счету,
(Не узришь — такой малыш!)
В незабудках, в кашках — что ты
Развеселое журчишь?
Бабка Катька умерла ведь,
Умерла — не потаю.
Кто ведро теперь подставит
Под веселую струю?
Кто согреет в самоваре
(«Ну, студёна — как со льда!»)
И до ночи с бабкой Марьей
Будет пить тебя, вода?
Кто исправит, кто уго́ит[3]
Твой зеленый желобок?
...Дай струю — своей рукою
Затяну на узелок.

Банным запахом приветив,
Молчалив, смирен, толков
Боязливо смотрит третий
С бочажинок-омутков.
Натерпелся бедолага —
Век на самом на виду!
Этот знает: поздно плакать,
Завтра тракторы придут —
Тупорылы, громогласны,
Нос — в живое, и попрут...
Петь-журчать для них напрасно:
Не услышат, не поймут.
Трактора бензином сыты,
Тракторист хмелен с утра —
Что им, право, до воды-то?
Что — до «завтра»? До «вчера»?
Рой-взрывай, стирая грани!
Лес — в дыму, земля — в золе.
Лишь бы нынче — рубль в кармане
Да бутылка на столе...

Я зайду в пустую баню,
На полке нашарю ковш,
В честь последнего свиданья
Ямки вычерпаю сплошь.
Всю прозрачную из ямок,
Всю живую из ключа
Вскипячу в котле, как мама,—
Будет банька горяча!
Буду мыться, чтоб замыться,
Чтоб залиться, буду лить:
Больше нечему молиться,
Больше нечего любить!

Но родник ответил: «Полно
Убиваться ни о чем!
Я не сдамся, я — упорный,
И не зря зовусь ключом.
За других не поручаюсь,
За себя не побоюсь:
Огорчусь, но не отчаюсь,
Тут засыплют — там пробьюсь.
Путь трудней — водица чище!
Не печалься обо мне:
Ты всегда меня отыщешь
На родимой стороне».

Я поверю и уеду.
А когда вернусь опять,
Будет солнце, будет лето,
Будет тишь и благодать.
Бросив косу или грабли,
Я склонюсь к тебе, родник...
«Не касайся! Я — отравлен!» —
То ли шепот, то ли крик.
— Что ты, милая водица!
Ты — такая ж, как была!
«...Не испей... а то синица
Попила — и умерла.
Всем служил — себя не прятал!
И не спрятал бы веко́м,
Только ядохимикаты
Просочились глубоко.
Я — такой — теперь не нужен...
Не казнись, не утешай!
Опущусь куда поглубже.
Не ищи меня. Прощай!»

ОСЕННИЙ МОТИВ