Памятник футболисту (Скандал в благородном семействе)

— Благодарю вас, господин президент, за доверие. Вы знаете мою преданность вам...

— «Рапиду»!..

— «Рапиду», разумеется, «Рапиду». Так что я всегда... я вам, я, если что...

Ренатов (проклиная себя, стыдясь себя, ненавидя себя) окончательно запутывается и умолкает.

— Ну-ну, продолжайте работу, — говорит на прощание доктор Зан и удаляется величественной походкой, седой, элегантный, всесильный.

А Ренатов, разрываясь между радостной надеждой и унижением, от собственной подлости, снова устремляет взгляд на поле. Но ничего не видит, кроме мелькания цветных пятен на зеленой траве.

Так мелькают цветные фишки на зеленом сукне рулетки...

На чью долю выпадет крупный выигрыш?

За каждой фишкой, за каждым цветным пятном на зеленом поле, за каждым игроком стоит чья-то судьба.

Для кого-то в этом тренировочном центре, в этой Футболии, для таких, например, как Малыш или Таран, судьба впереди, для кого-то уже позади.

Лор, например, бежал из дому, когда ему минуло двенадцать лет. Отца посадили в тюрьму после того, как он убил мать, застав ее в постели с любовником. Но то был не любовник, а клиент. Тайно от отца, безработного, она прирабатывала проституцией. Иначе семья подохла бы от голода.

Лор сбежал из дому, по дома-то собственно, уже не было, а в приют он идти не хотел. Вот и болтался, где подворовывая, где подрабатывая. А в промежутках играл на пустырях с себе подобными. Ну, что требовать с человека, когда ему двенадцать лет?

В четырнадцать лет его случайно приметил какой-то третьеразрядный тренер, привлек, переуступил... Так Лор, поднимаясь по лестнице мастерства, поднимался и в цене. Наконец, попал в «Рапид». Играл в нем до износа, а когда закончил играть, выяснилось, что ничего не накопил. Теперь он таскал ящики в порту.

Робен — тот смотался вовремя, сумел увильнуть от очередного кабального контракта и стал что-то рекламировать — то ли мужские трусики, то ли женские лифчики — какая разница, важно, чтобы платили. Потом снялся в кино. Потом стал петь на эстраде. У него не было ни слуха, ни голоса, зато было имя великого футболиста. А когда перестали вспоминать, что он был великим футболистом, все настолько привыкли к его никудышному голосу, что он стал великим певцом.

Были футболисты, знаменитые футболисты, заканчивавшие свою жизнь в ночлежках, на бирже труда, в тюрьме, в больнице.

Многие.

Были жившие тихо, скромно — мелкие чиновники, коммивояжеры, третьеразрядные тренеры, преподаватели в школах, функционеры в спортивных организациях. Большинство.

Были ставшие богачами, киноактерами, дельцами, владельцами магазинов спорттоваров, руководителями клубов. Единицы.

Почти никто из них не вспоминал своих бывших тренеров, не звонил им, не писал. Одним было стыдно за неудавшуюся жизнь, для других тренер теперь становился человеком не «их круга».

Поэтому так ценил Ренатов дружбу с Паничи, своим воспитанником, некогда известнейшим вратарем, а теперь, как ни странно, смотрителем конюшни какого-то миллионера. Миллионер зарабатывал на хлеб нефтяными, алмазными, железнодорожными и горнорудными делами, но имел хобби — скачки. Держал конюшню, владел ипподромом, выставлял на состязания своих лошадей. И когда они выигрывали, предположим, жалкий стотысячный приз, радовался больше, чем заработав десять миллионов на выгодной сделке или неуплате налогов.

— Работать стало невозможно, — жаловался Паничи, когда они сидели как-то в холостяцком домике Ренатова за скромным ужином, — все продается, все покупается. Скоро мулы будут у рысаков выигрывать, лишь бы это букмекеров устраивало.

— Ты преувеличиваешь, — вяло возражал Ренатов, он устал за день и вообще ему было наплевать па всякие там лошадиные комбинации, слава богу, футбол этому не подвержен. Тоже есть, конечно, тотализатор, но без обмана.

— О чем ты говоришь! — возмущался Паничи. — Ничего не знаешь, а говоришь. Там целая мафия, целые гангстерские синдикаты. Жокей только в седле сидит. С таким же успехом он мог бы спать дома. Первой придет лошадь, которой назначено, а не та, что сильней.

— Ну уж...

— Вот тебе и «ну уж». Ты знаешь итальянского жокея Бригенти? Да, да, тот самый, который участвовал в сорока пяти тысячах скачек и в четырех тысячах побеждал. Во многих странах, в том числе и у нас. Так вот он утверждает, что по крайней мере в шести скачках из восьми результат предрешен заранее. Между прочим, у вас в футболе дело обстоит не лучше...

— Футбол не тронь, — кипятился Ренатов, — у нас чисто! Есть тотализатор и подпольный тото. Не спорю! Но игроки-то в этом не участвуют. А у вас жокеи все продажные. Да ты знаешь, что в правилах, в контракте футболистам запрещено играть на тотализаторе, даже официальном!

— Не смеши меня, — заливался Паничи. — Запрещено! Да они все играют, если хочешь знать, все до одного!

— Ложь! — кричал Ренатов. — Никто! Я бы их своими руками задушил, ты не знаешь доктора Зана. Он бы дня не терпел футболиста, если б тот играл на тотализаторе. Ты не знаешь доктора Зана...