Памятники позднего античного ораторского и эпистолярного искусства II — V века

Что же я там делал? Я принес одну жертву вечером и другую на следующий день на рассвете, как я привык делать это ежедневно. Так как предзнаменования были благоприятны, я направился в город, где жители вышли мне навстречу. Я остановился в доме одного гостеприимца, которого видел впервые, но любил уже давно; причина этого, как я знаю, тебе известна, но мне приятно упомянуть о ней еще раз. Слушать об этом предмете или самому говорить о нем — нектар для меня; ведь Сопатр — воспитанник божественного Ямблиха[239] и, кроме того, его зять. Не любить всем сердцем кого-либо из близких Ямблиху людей было бы, по моему мнению, равносильно величайшему беззаконию. Но есть и еще одна причина: он не раз принимал у себя и моего двоюродного брата, и моего сводного брата,[240] и, хотя они часто уговаривали его, как было тогда принято, чтобы он отрекся от веры в богов, он сумел охранить себя от этой язвы неверия — а это было нелегко.

Вот о чем я должен был написать тебе из Гиераполя[241] о моих личных делах. Что же касается дел военных и государственных, то, я думаю, тебе следовало бы самому быть здесь, чтобы вникнуть в них и о них (позаботиться. Ты же хорошо знаешь, — эти дела настолько сложны, что их не уместить в одном письме; а если захочешь описать все подробно, то их не охватишь и в трех письмах. Впрочем, я все же скажу и о них несколько слов. Я отправил послов к саракенам[242] и пригласил их явиться ко мне, если они пожелают. Это — первое дело. А вот второе: я послал нескольких разведчиков, очень ловких, боясь, чтобы какой-нибудь перебежчик с нашей стороны не известил тайком наших врагов о нашей подготовке к выступлению. Далее — я разобрал одно дело в военном суде, как мне кажется, в высшей степени милостиво и справедливо. Я раздобыл огромное число коней и мулов и объединил все наше войско. Мои речные грузовые суда полны хлебом — вернее, сухарями и уксусом. Каким образом все это удалось сделать и сколько слов пришлось потратить на каждое из этих дел, если все это рассказать, то какого размера будет это мое письмо, ты легко поймешь. Кроме того, я все это уже написал в множестве моих писем и заметок, в которых я упоминаю и обо всем, что явилось для меня благим предзнаменованием, — а эти заметки всегда при мне; поэтому стоит ли труда перечислять все это еще раз?

Либаний

От Либания (314 — 393), крупнейшего оратора IV века, до нас дошло более полутора тысяч писем; однако даже эта огромная корреспонденция является, по-видимому, лишь незначительной частью всех писем, им написанных; она охватывает только тринадцать лет его долгой и деятельной жизни (355 — 363 и 388 — 393 гг.). Едва ли он вел переписку только в эти годы.

Круг знакомств Либания очень широк, и тематика его переписки очень разнообразна — среди его корреспондентов есть и военные, и государственные деятели, и риторы, и писатели, и частные лица. Характер самого Либания ярко отражен во многих письмах: немало людей, желая использовать его близость к Юлиану, обращалось к нему с просьбами о рекомендации и помощи, и он, по своему природному добродушию, охотно уступал их просьбам (таких писем особенно много в первый период его переписки). Напротив, в письмах к своим коллегам-риторам нередко отражается свойственная Либанию склонность к самовосхвалению (см. письмо к Фемистию, его постоянному сопернику).

Стиль писем Либания легок и изящен, и чтение их приятно и занимательно. Отсутствие глубоких и детальных работ о них объясняется не только огромным количеством их, но и малой доступностью: до последнего времени единственным их изданием оставался том in folio от 1738 г. (в два столбца с латинским переводом). Хотя при нем имеется хороший указатель имен, но сам текст не удовлетворяет современным требованиям. Надо надеяться, что законченное ныне издание всех произведений Либания (ed. R. Forster. Lpz., Teubner, с 1903 г.) приведет к более тщательному изучению этого богатого материала.

Письма к Юлиану

Письмо 224

Неужели ты забыл меня? А мне забыть тебя не "позволяет Финикия, восхваляющая тебя в бессмертных песнопениях. Да и из твоей Азии обильно текут к нам речи о твоих подвигах, подтверждая, сколь многого можно еще ожидать от тебя. Однако ничто из того, что о тебе сообщают, не достигает того величия (ведь все это одинаково величественно), которое превысило бы мои надежды, на тебя возлагаемые. Я чрезвычайно радуюсь и твоей благосклонности по отношению к нам, ионийцам, и надеюсь, что твой путь и далее будет счастлив и что ты будешь управлять нашей страной, всё увеличивающейся в своих размерах. Но предоставим это попечениям божества...

[Письмо заканчивается рекомендацией некоего Андрогатия.]

Письмо 1125