(6) Горгий, насмехавшийся над Продиком за частое повторение старого и уже сказанного, сам выступал с речью, когда представлялся удобный случай. И у него, конечно, были завистники.
В Афинах жил некто Херефонт, но не тот, которому комедия дала кличку дубины и у которого из-за усиленных занятий была болезнь крови. Тот Херофонт, про которого я рассказываю, изощрялся в высокомерии и был бесстыдным насмешником. Издеваясь над рвением Горгия, он спросил: "Из-за чего, о, Горгий, бобы раздувают живот, а огонь не раздувают!?" На что тот, ничуть не смутившись, ответил: "Рассматривать это я предоставлю тебе, сам я давно знаю, что для таких, как ты, земля рождает палки".
(7) Видя ловкость софистов, афиняне не допускали их в судилища как побеждающих несправедливым словом справедливость и находящих силу в неправде; поэтому и Эсхин с Демосфеном приписывали это друг другу не как нечто позорное, а как подозрительное для судей. Ведь в частной жизни они желали вызывать восхищение этим. И Демосфен, если верить Эсхину, хвастался в кругу своих близких тем, что склонял голоса судей, куда ему самому хотелось; а Эсхин, я думаю, не мог бы вести переговоры с родосцами о том, что им было неизвестно, если бы и в Афинах он не занимался тем же.
Софистами древние называли не только искусных в речи блестящих ораторов, но и тех философов, которые умели говорить плавно; о них необходимо сказать вначале, так как, не будучи софистами, они казались ими и получили то же самое прозвище.
9. ГОРГИЙ
(1) Сицилия в Леонтинах произрастила Горгия, к которому, как к отцу, полагаю я, восходит искусство софистов. Ведь если мы задумаемся над тем, как много нового внес в трагедию Эсхил, введя в нее костюмы, подмостки, фигуры героев, вестников, послов, действия на сцене и за сценой, то такое же значение, пожалуй, имел Горгий для своих собратьев по профессии. Он среди софистов положил начало парадоксам, пылу, воодушевлению, умению веско говорить о важнейших вещах, обособлениям, вступлениям, от чего слог его стал приятнее и возвышеннее; употреблял он также много поэтических слов для придания речи красоты и торжественности. О том, как он и речи произносил без всякой подготовки, сказано во введении. Неудивительно, если выступив уже стариком в Афинах, он вызвал восхищение толпы, он, который, я думаю, привлек к себе и самых выдающихся: Крития и Алкивиада, еще юных, Фукидида и Перикла, уже старцев. И Агафон[532]
, писатель трагедий, которого комедия называет мудрым и красноречивым, часто в ямбах подражает Горгию. На всенародных торжественных собраниях греков он обратил на себя внимание своей Пифийской речью[533], произнесенной в Пифийском храме с жертвенника, на котором и было впоследствии поставлено золотое изображение его; олимпийская же речь его посвящена самым важным политическим вопросам. Дело в том, что, видя раздор[534], царящий среди греков, он стал призывать их к согласию, направляя их мысли против врагов и убеждая делать добычей оружия не города Греции, а страну варваров.(3) Надгробная речь, произнесенная им в Афинах, посвящена была памяти погибших на войне, которых афиняне с почестями похоронили на общественный счет, и составлена она необычайно мудро: подстрекая афинян против мидян и персов, ратуя за то же, что и в Олимпийской речи, он, однако, ни единым словом не обмолвился о согласии греков, так как находился среди афинян, добивающихся первенства, которого невозможно достичь, не взявшись за дело ревностно; он рассыпался в похвалах трофеям, взятым у мидян, показывая тем самым, что прославление побед, одержанных над варварами, рождает гимны, а одержанных над греками — вызывает слезы.
Прожив, как говорят, около ста восьми лет, Горгий не стал дряхлым от старости, но оставался стройным и чувствовал себя, как юноша.
I, 10. ПРОТАГОР
(1) Протагор из Абдеры был софистом и слушал Демокрита[535]
у себя на родине. Общался он также и с персидскими магами во время нашествия Ксеркса на Грецию[536]. Дело в том, что отец его, Меандр, обладавший большим богатством, чем многие жители Фракии, принял Ксеркса у себя дома и за подарки получил от него для сына разрешение беседовать с магами. Ведь персидские маги никого не обучают, если нет на то царского приказа. Мне кажется, что высказывание о неизвестности того, существуют боги или не существуют, Протагор украл у персидской школы. Маги придают божественное значение совершаемому ими в тайне, но, действуя открыто, устраняют понятие божественного, не желая приписывать свою силу ему.