Памятники поздней античной поэзии и прозы II-V века

Мандрогеронт. Я не ждал; но если хотите, спрашивайте — дам ответ.

Сикофант. Просим, чтобы благосклонно оказал ты помощь нам: есть у нас немало сомнений.

Мандрогеронт. Говорите, что вам нужно.

Сикофант. Прежде всего, скажи, (пожалуйста: какие священнодействия надежней всего и легче всего?

Мандрогеронт. Силы бывают двоякого рода: властвующие и содействующие. Они-то и царят надо всем. У высших сил могущества больше, но милость низших часто полезнее. Впрочем, о высших силах бесполезно мне говорить, а вам внимать. Поэтому, чтобы избегнуть трат и зависти, полагайтесь на низшие.

Сикофант. Как же должны мы угождать им?

Мандрогеронт. Сейчас скажу. Первейших суть три: планеты могучие, гуси злые и псоглавцы свирепые. Образы их в капищах и храмах чти молитвой и жертвою: и ничто не сможет тебе противиться.

Сикофант. Не о тех ли ты говоришь планетах, которые мере подчиняют все?

Мандрогеронт. Да, о них: увидеть их трудно, умолить еще трудней; они атомы вращают, исчисляют звезды, мерят моря и только не могут изменить своей судьбы.

Сикофант. Слыхал и я, что всем они правят, словно кормчие.

Мандрогеронт: Ха, ха, ха! если это, по-твоему, кормчие, то корабль их на скалы не налетит! Где они знают о недороде, там они соберут людей и укажут, как спастись от смерти, опустошая чужие края. Грозные бури по их веленью уносят урожаи с полей, и какие-нибудь негодяи забирают плод чужих трудов.

Сарданапал (Сикофанту). Разве ты не знал, как бури уносят урожаи?

Мандрогеронт. Вид и обличье всего на свете могут они менять, как захочется. Сколько перемен, сколько превращений! Из одного делают другое: на глазах вино становится хлебом, а хлеб вином. Желтое ячменное поле сотворят из чего угодно без труда. А бросать людские души то в царство живых, то в царство теней, — это им проще простого.

Сарданапал (Сикофанту). Видишь теперь, как полезно снискать их милость!

Мандрогеронт. Ха, ха, ха! Немногим это дано. Их святыни слишком надменны и стоят слишком дорого. Если хотите меня послушаться, приносите жертвы только в небольших святилищах.

Сикофант. И где же лучше всего искать такие оракулы?

Мандрогеронт. Где угодно: здесь и там, справа и слева, на суше и на море.

Сикофант. Но какой несчастный в силах остановить блуждающие звезды или к ним приблизиться?

Мандрогеронт. Подойти к мим трудно, уйти невозможно.

Сикофант. Почему?

Мандрогеронт. Твари охраняют вход многовидные, таинственные, нам одним известные: гарпии, псоглавцы, фурии, упыри, нетопыри. Гидры сдерживают тех, кто поодаль; лозы хлещут тех, кто вблизи: и вдали стоять невозможно, и опасно приблизиться. Гонят толпы и манят толпы. Чего тебе больше? Если боги к тебе благосклонны, то чуждайся этих сил!

Сикофант. Да, почтенный священнослужитель, эти таинства мне не по сердцу. Но расскажи и поведай о втором, о гусином роде: может быть, он добрее к нам?

Мандрогеронт. Это те, кто молится за смертных у алтарей и жертвенников. Головы у них и шеи лебединые. Кормятся остатками трапез. Изо всех вещунов они самые обманчивые. Только и всего, что толкуют людские желания, да и то скверно; и возносят молитвы, но ответы получают лишь бессвязные.

Сарданапал. Лебеди, говоришь ты? В здешних храмах гусей я видел много, лебедей — ни одного. Головы у них на длинных шеях, крылья у них вместо рук. Сперва они шипят меж собою, тройные высунув языки, а когда один из них закричит, то остальные крыльями бьют со страшным гоготом.

Мандрогеронт. Их нелегко насытить. Хлеба они не знают и не хотят; любят ячмень, тертый и влажный, а иные и колосья жрут. Некоторым крупа по вкусу и мясо гниловатое.

Сикофант. Вот еще пустые траты!

Мандрогеронт. Это о них сказал когда-то великий Туллий: "Гуси едят за счет государства, псы кормятся в Капитолии!"[395]

Сикофант. О, порода многоликая и многообразная! Не иначе, как был им отцом Протей, а Цирцея — матерью.

Сарданапал. Нет, и эти мне не нравятся. Расскажи теперь о псоглавцах, если они лучше, по-твоему.

Мандрогеронт. Это те, кто в капищах и храмах стережет пороги и пологи. Голова и шея у них собачьи, брюхо большое, руки крючковатые. Это стражи и прислужники. Некогда Гекуба, в псицу превращенная, родила их от Анубиса, бога нашего лающето, — по десятку на каждый храм и каждое святилище. Все они двухтелые: ниже груди это люди, выше груди — животные. И когда незнакомый проситель к ним вступает в храм, все они его оглушают громким лаем со всех сторон. Чтобы приблизиться, дай вот столько; чтобы молиться, больше дай. Из Святыни они делают для людей тайну, Для себя выгоду: то, что всем дано и всем доступно, они за деньги продают. Хоть немногим, хоть чем можешь, а задобрить надо их. Вспомните, как слабы людские силы, и строго не судите нас. Верьте: все-таки легче дойти до бога, чем до иного судьи.

Сикофант. Хватит! и этих не желаю. Изо всех, о ком ты рассказывал, это, по-моему, самые мерзкие.

Мандрогеронт. Ваше счастье, что вам не приходится дела иметь с псоглавцами. Я же видел самого Цербера там, откуда и Энея вывела лишь золотая ветвь.

Сикофант. А как насчет обезьян?[396]