Памятники поздней античной поэзии и прозы II-V века

"Ты, очевидно, говоришь, — возразил Феспесий, — о Зевсе Олимпийском, об Афине, о богинях Книдской и Аргосской и о некоторых других, отличающихся красотой и прелестью". — "Не только о них, — сказал Аполлоний. — Я вообще утверждаю, что другие народы изображают богов, как должно и пристойно, а вы скорее издеваетесь над божеством, чем поклоняетесь ему"... "Что же, разве ваши Фидии и Праксители восходили на небо, вылепили там образы богов и претворили их в художественные произведения, или было нечто иное, что побудило их изобразить богов?" — "Нечто иное, — сказал Аполлоний, — и притом нечто, преисполненное мудрости". — "Что же это? Ты, конечно, не сможешь назвать ничего иного, кроме подражания". — "Нет, — ответил Аполлоний, эти образы создало воображение, творец более мудрый, чем подражание: ведь подражание может изобразить только зримое, а воображение-и незримое, ибо оно создает свои образы, перенося их с того, что действительно существует; к тому же подражание нередко наталкивается на препятствия, воображению же не мешает ничто, оно беспрепятственно устремляется к тому, что оно само создает. Художник, задумав изобразить Зевса, должен как бы узреть его на небе, среди Ор и звезд; так устремил к нему свой взор Фидий; а тот, кто собирается изобразить Афину, должен представить себе ее воинское убранство, ее ум, ее искусность во многих делах, а также и то, как она родилась от самого Зевса. А если ты изобразишь коршуна, сову или волка и принесешь их в храм вместо Гермеса, Афины или Аполлона, то на долю зверей и птиц выпадет завидная слава, но за то боги лишатся большой доли чести, подобающей им. — "Ты, как видно, — сказал Феспесий, — судишь о наших делах, не понимая их сути: ибо египтяне приняли мудрое решение — они не дерзают изображать облики богов, а создают их символы, постигаемые умом, и боги представляются поэтому еще более заслуживающими поклонения".

На это Аполлоний, рассмеявшись, возразил: "Ну и люди! Великую пользу, вы можете извлечь из мудрости египтян и эфиопов, если собака, ибис и козел станут казаться вам заслуживающими поклонения и богоподобными, — так я понял слова мудреца Феспесия. Да разве в этих существах есть величие, которое внушало бы благоговейный страх? Ведь всякие клятвопреступники, святотатцы и толпы богохульников станут скорее презирать таких богов, чем страшиться их. Если же богов следует постигать умом, то египетские боги казались бы внушающими большое благоговение, если бы изображений их вовсе не было, а ваше учение о богах было бы иным, более мудрым и, так сказать, тайным и неизреченным, вы могли бы воздвигать им храмы и устанавливать, какие жертвы подобает приносить им и какие не следует, и в какие сроки и с какой целью, с какими молитвами и обрядами, — но не ставить в храмах никаких изображений, а предоставлять тем, кто входит в храм, воображать себе облик богов; ибо ум рисует и запечатлевает эти образы лучше, чем художество. А вы отняли у ваших богов возможность быть прекрасными и для зрения, и для ума".

На это Феспесий возразил: "Однако был такой афинянин Сократ, и он, уже будучи стариком, был столь же неразумен, как и мы. Он считал богами и собаку, и гуся, и платан — он ведь клялся ими". — "Ничуть он не был неразумен, — сказал Аполлоний. — Напротив, он был боговдохновенным и поистине мудрым человеком: он клялся ими не потому, что считал их богами, а чтобы не клясться именем богов".

ФИЛОСТРАТ МЛАДШИЙ

КАРТИНЫ. ВВЕДЕНИЕ

Прекрасно и очень важно дело художника; ведь кто хочет действительно овладеть мастерством, тот должен уметь хорошо наблюдать природные свойства людей, быть способным подметить черты их характера даже тогда, когда они молчат, заметить, о чем говорит цвет щек, очертание бровей и как смена душевных чувств отражается в глазах, — одним словом, все, что должно относиться к духовной жизни людей. Если он в достаточной мере овладеет этой способностью, он все примет во внимание, и его рука прекрасно передаст действие, присущее каждому душевному состоянию, придется ли ему изображать безумного или гневного, задумчивого или веселого, возбужденного или нежно любящего, и он напишет то, что полностью соответствует каждому характеру. Обман в этом деле для всех приятен и не заслуживает упрека. Подойти к вещам несуществующим так, как будто бы они существовали в действительности, дать себя им увлечь так, чтобы считать их как бы живыми, не терпя при этом никакого ущерба, разве этого не достаточно, .чтобы наполнить душу восторгом, не вызывая против себя никаких нареканий?

ФИЛОСТРАТ ЛЕМНОССКИЙ

КАРТИНЫ I, 3. БАСНИ