Памятники средневековой латинской литературы IV-IX веков

Вот какие стихи я написал на смерть нашего общего брата, как только я прибыл. Ведь на похоронах его я не был; и я, однако, не совсем утратил возможность горько его оплакать. Ибо, пока я все размышлял и мне удалось облегчить свою томившуюся душу, дав волю слезам, я и сделал в эпитафии то, что другие делали на могиле. Итак, я написал тебе это, чтобы ты как-нибудь не подумал, будто я ценю содружество с одними лишь живыми, и чтобы ты не осудил меня за то, что я будто бы не вспоминаю постоянно о покойных друзьях так же, как о здравствующих. А, по правде сказать, из-за того, что у нас едва сохраняется смутная память даже и о живых, ты не без основания можешь заключить, как ничтожно мало найдется таких, кто любит умерших. Будь здоров.

КНИГА V, ПИСЬМО 12

Сидоний приветствует своего Кальминия[146].

1. Если до вас редко доходят наши письма, причиной тому не наша гордость, но непомерное могущество другого. Не расспрашивай об этом, потому что ваши собственные опасения могут объяснить наше вынужденное молчание. Я могу, однако, сожалеть открыто только о том, что, отделенные друг от друга столкновениями враждующих сил, мы не можем насладиться взаимным свиданием. Ты являешься беспокойным взорам отечества только тогда, когда страшная воля чужеземца заставляет прикрываться вас латами, а нас укреплениями. Тебя приводят сюда пленником, и ты принужден опорожнять свой колчан стрел, а глаза наполнять слезами; мы, однако же, не виним тебя, потому что твои желания направлены не туда, куда стрелы.

2. Но так как по временам, если не вследствие прочных договоров, то по крайней мере вследствие ненадежных перемирий, нам блестит надежда освобождения, я упрашиваю тебя как можно чаще беседовать с нами в письмах, раз тебе известно, что осажденные граждане хранят к тебе дружбу, заставляющую забывать о ненависти к осаждающему. Будь здоров.

КНИГА V, ПИСЬМО 17 [147]

Сидоний приветствует своего Эрифия.

1. Ты все таков же, мой Эрифий, и ни охота, ни город, ни деревенская жизнь не развлекают тебя настолько, чтобы ты с удовольствием не вспоминал мимоходом о литературе; поэтому пристрастие к ней не должно тебя отвращать от меня, который для тебя, как ты пишешь, надушен музами. Такое мнение, однако, очень далеко от истины и, очевидно, высказано тобою в шутку, если ты весел, или по дружбе, если ты строг. Впрочем, оно совершенно несправедливо, раз ты приписываешь мне то, что вряд ли вполне подходит даже и Марону, да и Гомеру.

2. Оставим это и поговорим о деле. Ты просишь послать тебе стихи, какие я сочинил, уступая твоему почтенному тестю, который в обществе ему равных живет так, что ему легко и повелевать и повиноваться. Но, чтобы лучше понять эти прямо-таки пустяки, тебе хочется знать и место и причины, их вызвавшие; так пеняй на себя, если предисловие будет многословнее самого сочинения.

3. Мы собрались у могилы святого Юста (тебе-то болезнь помешала быть с нами); перед рассветом совершено было ежегодное торжественное шествие при огромном стечении народа обоего пола, и обширная базилика не могла вместить присутствующих, несмотря на то, что крипта окружена просторными крытыми портиками. Монахи и белое духовенство, возносившие попеременно сладостное пение псалмов, отслужили заутреню, и мы разошлись в разные стороны, не отходя, однако же, далеко, чтобы быть наготове к третьему часу, когда священники должны совершать таинство.

4. От недостатка простора, теснящейся толпы и от множества горящих свеч мы задыхались; к тому же нас, бывших внутри церкви, томила и сырость позднего лета, хотя ее и умеряла свежесть предосеннего утра. И вот, когда разбрелись люди всех сословий, знатнейшие граждане сошлись у гробницы консула Сиагрия, отстоящей от церкви менее чем на перелет стрелы. Кто поместился под тенью решетки из высоких кольев, покрытой лозами уже зрелого винограда, кто сел на зеленом, но благоухающем цветами дерне.

5. Разговор шел приятно, весело, живо; ему придавало особенную прелесть то, что тут не было ни малейшего упоминания ни о властях, ни о податях, ни подозрительных слов, ни одного человека, какого можно было бы заподозрить. Кто мог занятно рассказать занимательный анекдот, того слушали с жадностью, хотя веселость слушателей часто прерывала рассказ. Однако этот долгий отдых наскучил и захотелось чем-нибудь заняться.

6. Скоро мы разделились надвое по возрасту; одним на их крики приносят мячи, другим игральные доски. Игру в мяч начал я, потому что, тебе известно, я люблю эту игру не меньше книг. С другой стороны, мой брат Домниций, человек исключительно приятный и веселый, схватил кости и, гремя ими в рожке, будто сигнальной трубой, зазывал игроков. Мы же вместе с толпою школьников натешились вдоволь, чтобы здоровым движением размяться после долгого и утомительного стояния.

7. И славный Филиматий, по слову Мантуанского поэта,

Сам решив приложить свою руку к труду молодежи[148]

,