Памятники средневековой латинской литературы IV-IX веков

решительно вмешался в толпу игравших в мяч. Он ведь был отличным игроком, когда был помоложе. Но теперь напор бегущих то и дело сталкивал его со средины поля и, вступив в игру, он не мог перехватить летящего мимо или падающего на него мяча, ни от него уберечься, и поэтому его часто сбивали с ног, и он с трудом поднимался после неловкого падения и первый вышел из игры, запыхавшись и разгорячившись. Да и печенка у него раздулась и сильно разболелась от утомления.

8. Тут же остановился и я, чтобы, кончив игру в одно время с ним, великодушно скрыть замешательство усталого брата. Так вот, мы уселись, и сейчас же испарина принудила его попросить воды, чтобы умыть лицо; воду подали, а вместе с ней и мохнатое шерстяное полотенце, которое, вымытое от вчерашней грязи, случайно проветривалось на веревке, протянутой к растворенным половинкам двери привратника.

9. Отирая на досуге щеки, он сказал мне: «Мне бы хотелось, чтобы ты продиктовал какое-нибудь четверостишие об этой тряпке, которая так мне помогла». «Пожалуй», — отвечал я. «Но пусть и мое имя, — сказал он, — войдет в эти стихи.» Я ответил, что и это можно сделать. «Так диктуй же», — сказал он. «Знаешь, — возразил я с улыбкой, — ведь музы могут рассердиться, если я вмешаюсь в их хор при стольких свидетелях». Он отвечал мне живо, но и вежливо, как подобает человеку пылкому и неистощимому источнику красноречия: «Смотри, сударь Соллий, как бы скорее не разгневался Аполлон, если ты с глазу на глаз будешь соблазнять его питомиц». Можешь представить, какие рукоплескания вызвал этот и неожиданный и остроумный ответ.

10. Я не стал медлить и, подозвав своего писца, стоявшего вблизи вместе с табличками, сочинил такую эпиграмму:

Утром, когда выходить придется из бани горячей,
Иль когда пот увлажнит после охоты чело,
Пусть этой тряпкой лицо оботрет себе Филиматий,
И его влагу вопьет, словно как пьяница, шерсть.

И не успел наш Епифаний это записать, как нам сказали, что уже время идти, что епископ вышел из своего покоя, и мы поднялись. Будь снисходителен к этим стишкам, которых ты просил.

11. А то, более значительное стихотворение, какое вы оба заставили меня написать иносказательно, или образно на человека, не выносящего хороших дней, и которое будет отправлено завтра, просмотрите его тайком; и если оно понравится, благоволите его обнародовать, а если не понравится, уничтожьте и меня простите. До свиданья.

КНИГА VIII, ПИСЬМО 6

Сидоний приветствует своего Наматия[149].

1. Диктатора Юлия Цезаря, которого называют несравненным и опытнейшим знатоком военного дела, постоянно привлекали занятия и сочинением и чтением. И хотя в лице его, самого выдающегося человека его времени, знание ораторского искусства могло поспорить с военною славой, он, однако, считал себя не достаточно сильным ни в той, ни в другой науке, пока, по свидетельству вашего арпинца, не было признано его превосходство над остальными смертными.

2. Да и со мною, если допустимо сопоставлять великое с малым, при всем между нами несходстве, случилось, в мою собственную меру, нечто сходное. Это первым делом следует признать тебе, от забот которого больше всего зависит как моя слава, так и моя скромность. Флавий Никетий, человек благороднейшего происхождения, высокого звания, отменных заслуг и самый замечательный из наших соотечественников по своему благоразумию и вместе с тем опытности, превозносит, как я вижу, непомерными хвалами произведения моего теперешнего сборника, провозглашая к тому же, что я превзошел большинство молодых, да и некоторых стариков, в разного рода сочинениях и военных успехах, будучи еще в цветущем возрасте.

3. Конечно, поскольку это можно сделать без хвастовства, я радуюсь мнению такого выдающегося мужа, если он прав, и его любви, коль он ошибается: кто же, право, из наших современников не окажется пред делами предков полным бездельником, а пред их речами бессловесным младенцем? Ибо ведь дарованиями в этих искусствах правитель веков наделил по преимуществу древние века; когда же, с годами одряхления мира, дарования эти истощились и стали бесплодными, они в наше время и лишь у немногих являют что-либо удивительное и достопамятное.

4. Однако же, несмотря на первенство Никетия во всех науках и письменности и на мое к нему всегдашнее уважение, я опасаюсь, что его суждение высказано с большим, чем того требует истина, пристрастием. И я не стану поэтому отрицать своего частого присутствия на его блестящих выступлениях, о которых мне, пусть это и может показаться взаимной любезностью, следует хоть немного и бегло упомянуть.