Памятники средневековой латинской литературы X-XII веков

Но так как многие из язычников писали больше об одном из них, с тем, чтобы поведать потомкам о деяниях своих предшественников, то оставили они нам множество свидетельств их доблестных дел, как считали они сами, по суждению же наших [писателей] нескончаемых несчастий. Сохранились превосходные сочинения об этом Помпея Трога, Юстина, Корнелия[459], Варрона, Евсевия, Иеронима, Орозия, Иордана и многих других, как наших, так и их[460] писателей, перечислять которых было бы долго, где проницательный читатель сможет найти не столько историю, сколько мрачную картину человеческих бедствий. Это происходит, как мы думаем, в соответствии с разумным и предусмотрительным распределением творца, чтобы суетные люди, желающие предаваться бренным земным делам, могли бы быть по крайней мере устрашены превратностями их судеб и через тяготы быстротекущей жизни направлены от творения к познанию творца. Но мы, помещенные как бы в конце времен, не столько читаем о несчастиях смертных в их книгах, сколько находим их в нас самих из опытов нашего времени. Ибо, чтобы мне не говорить о другом, Римская империя, которая у Даниила[461] сравнивается с железом за свое единовластие в целом, покоренном войной, мире — у греков это называется монархией, — превратилась в результате многочисленных перемен, особенно в наши дни, из самой знаменитой в чуть ли не в наихудшую; так что, по словам поэта[462], едва остался «великого имени призрак». Ведь перенесенная из Рима к грекам[463], от греков к франкам, от франков к лангобардам, от лангобардов снова к немецким франкам, эта империя не только одряхлела и состарилась, но из-за своей переменчивости, подобно легким камешкам, перебрасываемым водой туда и сюда, собрала на себя множество грязи и получила различные повреждения. Таким образом, земные несчастия проявляются даже в самой главе мира и его[464] падение предвещает гибель всему телу.

Но удивительно ли, что изменчива человеческая власть, когда даже мудрость смертных слабеет? Ведь, читаем мы, в Египте была такая мудрость, что, по словам Платона[465], греческих философов назвали бы там детьми несмышлеными. Даже Моисей[466], законодатель, когда Бог с ним говорил «как бы кто говорил с другом своим» и наполнил его божественной мудростью, не постыдился быть наученным всей мудрости египетской[467]. Не великий ли тот патриарх, Богом поставленный отец народов, Авраам, сведущий в халдейской науке и одаренный мудростью, по предписанию Бога[468] оставил свой образ жизни[469], но не отрекся от мудрости? И все же этот Вавилон, не только известный своей мудростью, но «краса царства, гордость халдеев», согласно пророчеству Исайи, сделался без надежды на возрождение убежищем сирен, домом драконов и страусов, логовищем змей[470]. Да и Египет, как рассказывают, в большей своей части «необитаем и непроходим»[471]. Добросовестный исследователь истории узнает, что наука была перенесена оттуда[472] к грекам, затем к римлянам, наконец к галлам и испанцам. И следует заметить, что вся земная власть и наука зародились на Востоке и идут к концу на Западе[473], и в этом проявляется непостоянство и бренность всего земного. Более обстоятельно мы покажем это, с благоволенья Божия, в следующих главах[474]

Итак, поскольку этой и подобной очевидностью доказывается изменчивость мира, я счел необходимым, дорогой брат Изенгрим[475], в ответ на твою просьбу написать историю, чтобы с Божией помощью показать нищету граждан Вавилона, а также великолепие царства Христа, на которое уповают жители Иерусалима после этой жизни и которое должны они ждать и предвкушать уже в этой жизни. Я задумал описать потрясения и бедствия первого, если Бог даст, до нашего времени, и не умолчать о надеждах на будущее [царство], насколько я смогу собрать материал из Священного писания, вспомнив и о его гражданах, странствующих в этой жизни. Следую же я в этом сочинении чаще всего известным светилам церкви Августину и Орозию, и из этих источников намерен черпать то, что относится к делу и замыслу. Из них первый рассуждает весьма увлекательно и красноречиво о становлении, развитии и предопределенном конце славного царства Божьего, о том, как оно постоянно распространялось среди граждан мира и какие его граждане и правители выдавались в различные эпохи над какими правителями и гражданами мира. Второй в ответ тем, кто попусту молол вздор, предпочитая прежние времена христианскому времени, составил ценнейшую историю о разных делах человеческих и печальнейших событиях, о войнах и опасностях, связанных с ними, о смене царской власти от основания мира до его собственного времени. Следуя по их стопам, я решил говорить о двух царствах, так чтобы не упустить нити истории и чтобы благочестивый читатель мог обратить внимание на то, чего следует страшиться в мирских делах, переменчивость которых причиняет неисчислимые беды, а пытливый и любознательный исследователь смог найти последовательный рассказ о минувших событиях.