Памятники средневековой латинской литературы X-XII веков

Вот уже два года, как я по скудости таланта не решался приступить к осуществлению твоей просьбы, дорогой отец; ты убеждал меня написать книгу о деяниях императоров и королей всей Европы как человека, который знает обо всем этом не по сомнительным слухам, но по собственному наблюдению. Страшило меня в этом деле сознание недостатка в себе дара красноречия и зависть недоброжелателей, которые в своем непомерном высокомерии, даже не заглядывая в книгу, полагают, по выражению ученого мужа Боэтия, что облачены в философскую мантию, тогда как владеют всего лишь лоскутьями от нее[14]. Они-то, издеваясь надо мной, скажут: «Наши предки написали столько, что скорее не хватит читателей, чем книг», и высмеют меня известным стихом из комедии: «Ничего не скажешь больше, чего бы не было уже сказано раньше»[15]. Им, только и умеющим облаять, я отвечу так: «Как одержимый жаждой, чем больше пьет, тем сильнее чувствует жажду, так философы, чем больше читают, тем ненасытнее стремятся познать новое. Если же кто утомится, читая глубокомысленные сочинения красноречивого Туллия, тот может по крайней мере отдохнуть за чтением литературных безделок. Ибо, если не ошибаюсь, как тот, кто, пораженный лучами солнца, защищает чем-нибудь свои глаза, чтобы не видеть его яркого света, так и ум, погруженный в размышления при чтении сочинений академиков, перипатетиков, стоиков, тупеет, не подкрепись он благотворным стихом комедии или забавным рассказом о героях. Если уж в книгах сохраняется память об отвратительных обрядах древних идолопоклонников, знание которых не только бесполезно, но, я бы даже сказал, довольно вредно, так почему же обходить молчанием деяния современников, чья слава равна славе таких выдающихся полководцев, как Юлий, Помпей, Ганнибал, брат его Гасдрубал и Сципион Африканский?..»

III, 1. Я не сомневаюсь, святой отец[16], что тебя несколько удивит название этого труда. «Зачем, — возможно, спросишь ты, — книге дано название «Άνταπόδοιης» («Воздаяние»), если повествует она о деяниях знаменитых людей?» Отвечаю: цель этого труда состоит в том, чтобы отметить, показать и изобличить дела Беренгария[17], кто не правит теперь, но скорее тиранствует в Италии, а также жены его Виллы, которая за безмерность ее злодеяний может быть названа второй Иезавелью[18], а за ненасытную жадность к стяжательству истинным ее именем — Ламией[19]. Ибо меня и мой дом, родных и близких они, не имея на то причин, так преследовали и копьями лжи, и хищным вымогательством, и бесчестными интригами, что ни языком этого выразить, ни пером описать невозможно. Да послужат эти страницы им антаподосисом, т. е. воздаянием. За свои страдания я обнажу перед современниками и перед грядущим поколением их ’αοεβειαν, т. е. их нечестие. Но не в меньшей мере пусть послужит этот труд воздаянием и людям благочестивым и благонамеренным за услуги, какие они мне оказали...

V, 10. ...Беренгарий, брат упомянутого Анскария[20] и маркграф Ивреи, тайно стал замышлять против короля[21]. Когда король узнал об этом, то, скрыв гнев и притворившись благосклонным, замыслил лишить его глаз, как только он придет к нему. Однако присутствовавший на совете сын его, Лотарь, еще очень молодой и не понимавший, что ему полезно, не мог, как мальчик, утаить это и, послав к Беренгарию гонца, дал ему знать о намерениях своего отца. Беренгарий, узнав об этом, тотчас покинул Италию и через Юпитерову гору[22] поспешил в Швабию к герцогу Германну, а жене своей Вилле велел прибыть туда же другой дорогой. Я не могу надивиться тому, как эта беременная и близкая к родам женщина перешла через Птичью гору[23], каким образом удалось ей пешком пройти столь, суровые и непроходимые горы. Одно лишь я знаю твердо — фортуна не благоволила мне тогда. Но, увы! Какую сам себе приготовил западню Лотарь! Простодушный, он не мог знать будущего! Ведь в то время как он заботился о Беренгарий, он спас того, кто отнял у него потом и власть и жизнь[24]. Поэтому я взываю не к Лотарю, кто совершил ошибку по детскому недомыслию и после горько сожалел об этом, но к тем суровым горам, которые, вопреки их обычаю, предоставили им[25] легкий путь. Мне хочется возгласить теперь мою на них обиду.