Читаем Памятники Византийской литературы IX-XV веков полностью

Ну так и ты выполни задуманное, не бегай от своих слов, как от обузы, не пренебрегай этим, как безделицей, приложи труд и покажи, что ученый Птолемей [535] и Аристотель согласно друг с другом говорят о движении сфер. Сын Никомаха [536] рассматривает сущности, неподвижные первоосновы и бесчисленные сферы, доводит их число до 55 и одним дает название «несущие», другим — «возвращающие назад» [537], взяв будто бы эти имена у Каллиппа и Евдокса. Два звездочетца эти были знамениты еще до рождения Аристотеля. Ученый же Птолемей сообщает о гораздо меньшем числе подобных сфер. Всякий понимает, что слова его надежны, однако и те люди также полны учености, и они не болтают глупостей, ни сын Никомаха, ни те, у кого он перенял эти названия. Тут нужен великий ум, чтобы показать, как кажущиеся противоречия на самом деле не противоречивы.

Раз уже ты сам, что нам очень важно, по доброй воле начал побуждать свою великоразумность к этой работе, то да будет труд твой пред богом совершенен и беспорочен во всем, чтобы известность, как большой корабль, пронесла твою славу сквозь века целой и непорочной.


49. МИТРОПОЛИТУ АПРУ О ТЕХ, КТО ПОНОСИТ АСТРОНОМИЮ [538]

Мифы доносят до нашего слуха многое, что было в давнюю- давнюю пору, так и об Икаре удержали они в нас воспоминание о том, как он по глупости, не желая ступать по земле, хотел иметь крылья, дерзко порывался преступить предел, положенный природой, но средства имел ненадежные, не приставшие человеку разумному. Столь же негодные замыслы, думаю я, и у этих жалких людей, которые, по пословице, подставляют к Кавказу Олимп, да еще громоздят на него Парнас, чтобы оттуда достать небо. Вид их не сулит ничего доброго, и сеют они вокруг сплошное невежество. Подобно одержимым, которые искусывают сами себя, а думают, что ранят ближних, хваленая братия этих скоморохов, сами того не подозревая, больше всего вредят своими делами себе. «Чувствительное сердце гложет кости», — говорит дивный Соломон [539]. Теперь, однако, происходит все наоборот: бесчувственное сердце гложет кости. Когда червь точит дерево, оно быстро превращается в труху и выветривается, а у этих любителей завидовать бесчувственное сердце точит самые кости и проникает, скажу я, до мозга души.

Изумляюсь я, почему Птолемей, премудро исследовавший все, оставил без внимания тех, кто, запутавшись в расчетах на земле, поносит занятия небесными явлениями и пренебрежительно смотрит на вышний порядок. Промолчал он об этом, видно, не без умысла, потому что слово не может выразить бессмысленного смятения и движения. В то время как фаэтоны, эосфоры, стильбоны [540] движутся по заведенному, недвижному, можно сказать, порядку и таинственными какими–то силами пасут земные дела, эти люди беспорядочно движутся во тьме, подобно тем звездам, которые проходят ниже лунного круга.

Всегда, а теперь особенно, дивлюсь я величию духа Платона. Он не возмущался, не требовал кары за то злословие, которым его осыпали, когда смеялись над его учением, а самого его терзали всячески [541]. Он имел тогда больше право негодовать, чем когда Анит и Мелит клеветали на Сократа [542], но он оставался спокоен и беспечален вовсе. За других, видно, судил он, следует заступаться, а за себя нет. Когда обезьяны начинают подражать повадкам человека, то неумение обличает их в том, что они не люди. На них похожи те, кто рядится в обличье Платона, берут у него кое–какие небольшие выражения и, не вникнув в платоновский замысел, обстреливают ими тех, кого ненавидят, пуская тупые и негодные стрелы, подобно тем троянцам, которые рукой трясущейся и как бы пьяной от страха пускали их со стены в доблестных героев, сами уже запертые в городе. Стыдливость, впрочем, незнакома невежеству. Оно любит восполнять изъяны природы наглостью, как нередко хромые возмещают деревяшкой отсутствующую ногу. Им должно прятаться и краснеть, а они отбрасывают стыд и хотят равняться с мудрыми, подобны бывая тем, кто рядом с желтыми камнями и смесью свинца с серебром ставит золото и драгоценные камни. Канули в бездну почтение к прекрасному и благоговение перед неприкосновенным, уничтожена и потоплена Харибда.

Григорий Палама

(1296/7–1359 гг.)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Политические мифы о советских биологах. О.Б. Лепешинская, Г.М. Бошьян, конформисты, ламаркисты и другие.
Политические мифы о советских биологах. О.Б. Лепешинская, Г.М. Бошьян, конформисты, ламаркисты и другие.

В книге рассматриваются научные, идеологические и политические аспекты послевоенного противостояния советских ученых в биологии и последующее отражение связанных с этим трагических событий в общественном сознании и в средствах массовой информации. В контексте последних утверждалось, что в истории отечественной биологии были позорные страницы, когда советская власть поддержала лжеученых – из наиболее осуждаемых говорят о Лысенко, Лепешинской и Бошьяне (1), продвигавших свои псевдонаучные проекты-мичуринскую биологию, учение о происхождении клеток из живого вещества, учение о связи «вирусов» и бактерий и т.  д. (2), которые они старались навязать взамен истинной науки (3); советская власть обвинялась в том, что она заставляла настоящих ученых отказываться от своих научных убеждений (4), т.  е. действовала как средневековая инквизиция (5); для этой цели она устраивала специальные собрания, суды чести, сессии и т.  д., на которых одни ученые, выступавшие ранее против лженаучных теорий, должны были публично покаяться, открыто признать последние и тем самым отречься от подлинного знания (6), тогда как другим ученым (конформистам) предлагалось в обязательном порядке одобрить эти инквизиторские действия властей в отношении настоящих ученых (7). Показано, что все эти негативные утверждения в адрес советской биологии, советских биологов и советской власти, как не имеющие научных оснований, следует считать политическими мифами, поддерживаемыми ныне из пропагандистских соображений. В основе научных разногласий между учеными лежали споры по натурфилософским вопросам, которые на тот момент не могли быть разрешены в рамках научного подхода. Анализ политической составляющей противостояния привел автора к мысли, что все конфликты так или иначе были связаны с борьбой советских идеологов против Т. Д. Лысенко, а если смотреть шире, с их борьбой против учения Ламарка. Борьба с ламаркизмом была международным трендом в XX столетии. В СССР она оправдывалась необходимостью консенсуса с западной наукой и под этим лозунгом велась партийными идеологами, начиная с середины 1920-х гг., продолжалась предвоенное и послевоенное время, завершившись «победой» над псевдонаучным наваждением в биологии к середине 1960-х гг. Причины столь длительной и упорной борьбы с советским ламаркизмом были связаны с личностью Сталина. По своим убеждениям он был ламаркистом и поэтому защищал мичуринскую биологию, видя в ней дальнейшее развития учения Ламарка. Не исключено, что эта борьба против советского ламаркизма со стороны идеологов на самом деле имела своим адресатом Сталина.

Анатолий Иванович Шаталкин

Документальная литература / Альтернативные науки и научные теории / Биология, биофизика, биохимия / История
Письма к Вере
Письма к Вере

Владимир и Вера Набоковы прожили вместе более пятидесяти лет – для литературного мира это удивительный пример счастливого брака. Они редко расставались надолго, и все же в семейном архиве сохранилось более трехсот писем Владимира Набокова к жене, с 1923 по 1975 год. Один из лучших прозаиков ХХ века, блистательный, ироничный Набоков предстает в этой книге как нежный и любящий муж. «…Мы с тобой совсем особенные; таких чудес, какие знаем мы, никто не знает, и никто так не любит, как мы», – написал Набоков в 1924 году. Вера Евсеевна была его музой и первым читателем, его машинисткой и секретарем, а после смерти писателя стала хранительницей его наследия. Письма Набокова к жене впервые публикуются в полном объеме на языке оригинала. Подавляющее большинство из них относится к 1923–1939 годам (то есть периоду эмиграции до отъезда в Америку), и перед нами складывается эпистолярный автопортрет молодого Набокова: его ближайшее окружение и знакомства, литературные симпатии и реакция на критику, занятия в часы досуга, бытовые пристрастия, планы на будущее и т. д. Но неизменными в письмах последующих лет остаются любовь и уважение Набокова к жене, которая разделила с ним и испытания, и славу.

Владимир Владимирович Набоков

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Документальная литература / Прочая документальная литература / Документальное