Памятники Византийской литературы IX-XV веков

Иоанн Киннам продолжает развивать старую концепцию о том, что Византия является наследницей Рима и поэтому власть византийского императора превосходит власть германского императора (которого он для унижения его называет королем, а не василевсом) и папы. К последнему он в своем труде даже обращается с речью от своего собственного имени (редкий прием), в которой антилатинские настроения Киннама ощущаются совершенно явно. Сквозят эти настроения и в таком со вкусом и сочувствием рассказанном историком эпизоде (II, 4): сестра Мануила, бывшая замужем за кесарем Рожером, претендовавшим на константинопольский престол после смерти императора Иоанна и его двух сыновей Мануила и Алексея, выдала мужа византийским сановникам, лишь бы не нанести ущерба своему роду.

Дань традиционному византийскому консерватизму отдает Киннам и этнонимами. В этой области он пользуется премущественно архаическими, как бы канонизированными в исторической литературе, терминами: персы (вместо турки); далматы (вместо сербы); гунны или пэоняне (вместо венгры); русские земли называет тавроскифскими, но печенегов, для которых нет подобной литературной традиции, он обозначает их обычным термином, хотя он и нового происхождения.

К вещим снам (например, приснившиеся в детстве Мануилу, младшему сыну императора, императорские красные туфли) и предзнаменованиям Киннам относится с полной серьезностью, особенно когда речь идет о таком деле, как престолонаследие. А во всем остальном Иоанн Киннам показывает себя трезвым политиком. У него довольно рационалистический взгляд на движущие силы исторического процесса: судьбы людей предопределяются не столько божественной волей, сколько судьбой, промыслом, необходимостью.

Несмотря на то, что Второй Рим для Киннама выше Первого, в «Сокращенном изложении» больше сведений о событиях, происходивших к западу от Константинополя, чем на Востоке, так как удельный вес Запада в политике Мануила был больше.

Качество сведений, приводимых Киннамом, оценивается современными исследователями довольно высоко. Хотя его свидетельства и страдают иной раз некоторой хаотичностью и неполнотой, но они в большинстве случаев достоверны, основаны или на собственном опыте, или на показаниях очевидцев. Пользовался он и письменными источниками. Но все–таки приводимые им в тексте «Сокращенного изложения» письма (например, переписка императора Мануила и Конрада) не воспроизводят документы точно, а являются его собственной переработкой их. Впрочем, гораздо важнее, что они — не плод его фантазии.

События, которых он сам не видел и не может документировать, Киннам излагает очень кратко. Так, например, все царствование Иоанна Комнина уместилось в одной первой книге. Многие его умолчания или чрезмерная сжатость рассказа объясняются не неосведомленностью, а причинами политическими и не хуже прямых высказываний выражают убеждения историка: Киннам избегает говорить о фактах, отрицательно характеризующих политику, военные успехи или частную жизнь императорской фамилии. Он умалчивает об интригах и соперничестве, предшествовавших вступлению Иоанна и Мануила на престол. Очень глухо говорит о потерях, понесенных ромеями в войне с венграми, и т. п. Киннаму присуще вообще стремление к точности, но понимает он ее несколько односторонне: рассказывая о событиях, он никогда не называет дня, месяца, даже года, только время года: «зимой», «вскоре после наступления весны», «в то время», «немного спустя» — вот его обозначения. Зато он любит точно указывать расположение сил и местонахождение отдельных лиц в сражениях, описывать местность, где они происходили. Необходимо упомянуть также точность Киннама в вопросах топонимики.