Я тереблю этикетку на бутылке, чтобы только не смотреть на Масловецки. Против поминок Георгия я ничего не имею. Но мне противно, что Масловецки затеял все это, только чтобы показать Лене НЛО. Еще я думаю об Анне и Йо-Йо, которые лежат сейчас на жестких нарах в ужасной камере и не могут уснуть от горя.
— Понимаю, что момент неудачный, — говорит Масловецки и снова садится рядом со мной. — Я не обижусь, если ты решишь, что я мерзавец. Но знай, Йо-Йо — мой должник. Вот уже больше десяти лет я плачу ему за то, что он сидит в магазине и смотрит фильмы. Больше десяти лет я не беру с него ни цента за фургон, за свет и за воду. Больше десяти лет, Бен. Пришло время ему сделать что-нибудь для меня.
— Делай как знаешь.
Масловецки вздыхает и чешет голову. Я, кусочек за кусочком, отковыриваю этикетку от бутылки. Стрекотание сверчков вдруг делается невыносимо громким.
— А как там, кстати, катушка?
— Черт возьми, — бормочу я, — катушка.
— Ничего страшного, — машет рукой Масловецки. — Кто же знал, что она понадобится уже завтра.
Я вспоминаю про список и достаю из кармана сложенный лист бумаги.
— Вот. Я тут сегодня кое-что набросал.
Я показываю список Масловецки.
Он пробегает его глазами.
— Спасибо. Но боюсь, нам придется воспользоваться старой.
— Так ее же заклинивает.
— Что-нибудь придумаем.
Масловецки со вздохом встает.
— Мне пора назад. Сегодня ребятам нужно пиво.
Я киваю.
— Вы с Карлом ведь придете завтра?
— Да.
Я убираю список в карман.
— Около девяти? Договорились?
— Договорились.
— Спасибо.
Масловецки делает несколько шагов, останавливается и поворачивается ко мне.
— Симпатичная малышка, да?
— Чего ты скалишься? Лена тебе в дочери годится! Масловецки смеется, проходит через парковку и исчезает в пивной.
Я ложусь на спину и смотрю в небо. Облака исчезли, надо мной горят сотни звезд. Кажется, вон там слева, созвездие Жирафа, или Camelopardalis. Я ищу Северную Корону, Corona Borealis, но не уверен, там ли она, где я предполагаю. Только насчет Ursa Major нет никаких сомнений. Большая Медведица — первое созвездие, которое показал мне отец. Мне тогда было шесть, и мы уехали на север к морю с палатками. Вечерами меня не загоняли спать, потому что от возбуждения я все равно не мог заснуть. Мы лежали на песке и смотрели в небо, в то самое небо, которое я вижу сейчас.
— Ты в порядке?
Я резко сажусь, проливая пиво на рубашку.
— Прости, что помешала.
Лена останавливается метрах в двух от меня, там же, где только что стоял Масловецки. Будто я опасен или болен чем-нибудь заразным.
— Нет-нет, все нормально. Ты не помешала.
— Я бы уже пошла спать. День получился длинный.
— Да.
Я размышляю, что бы такое добавить, но ничего не приходит в голову. На школьном дворе на перемене или после уроков я вечно не мог решиться заговорить с девчонками, которые мне нравились. В училище была только одна девчонка, у которой не было парня и которую я рассматривал как вариант. Анке Фрайлинг. Но Анке тоже была слишком застенчивой, так что никто из нас так и не рискнул сделать первый шаг.
— Тогда — спокойной ночи.
Лена улыбается, поднимает руку на прощанье, разворачивается и идет назад в пивную.
— Спокойной ночи! — кричу я. Но Лена уже скрылась за дверью. Почти сразу же зажигается свет на лестнице, а потом — в ее комнате. Окно в номере открыто, но занавески задернуты. Сквозь светлую ткань виден ее силуэт. Она один раз проходит по комнате, а потом исчезает из поля видимости.
Лена сбивает меня с толку. Вечером в пивной, когда мы все сидели за столом, она не проронила ни слова. И не дала мне шанса посмотреть на нее, потому что я мог сделать это, только если бы она что-нибудь сказала. Для журналистки она не слишком любопытна, хотя слушает внимательно. Только раз, когда она гладила Рюмана, я смог понаблюдать за ней, пока она не повернула голову в мою сторону, так что мне пришлось быстро отвести глаза. Наши взгляды встретились даже меньше чем на полсекунды, но мне хватило. Подозреваю, что я покраснел как мак. По крайней мере, лицо моментально запылало, как если бы я только что открыл духовку, чтобы достать из нее пирог. Поскольку в горле у меня сразу пересохло, я залпом осушил мой почти полный бокал пива. После чего уставился в столешницу и страшно обрадовался, когда Масловецки начал рассказывать свою очередную байку.
И все же я успел запомнить лицо Лены. Ее карие глаза со светлыми бликами зрачков. Веснушки и легкий загар. Линию губ, ярко-красных, как малина за теплицей. Изящные уши. Крошечные ямочки на щеках, когда она улыбается.
В окне она больше не появляется. Наверное, ушла в ванную и чистит зубы. Или уже лежит в кровати с книжкой. Интересно, сможет ли она уснуть после всех этих событий. Сам я вряд ли смогу. Но Лена совсем не знала Георгия, и с чего ей переживать о том, что Анна и Йо-Йо в тюрьме. Вероятно, как раз сейчас она звонит главному редактору и спрашивает, не написать ли ей вместо НЛО об убийстве.