— Ей-богу, она готова вбить ему это в голову.
— И вобью, хоть бы пришлось каждый день с ним запираться!
— Ты сначала расспроси его, — сказал маленький рыцарь. — Быть может, он сразу не сознается, он ведь дикарь. Но это ничего. Понемногу ты добьешься его доверия, узнаешь его лучше и тогда будешь знать, что делать. Тут маленький рыцарь обратился к пану Заглобе:
— Она кажется легкомысленной, а она смышленая.
— И козы бывают смышленые! — отвечал серьезно пан Заглоба.
Дальнейший разговор прервал пан Богуш. Он влетел, как бомба, и, едва успев поцеловать руку у Баси, начал кричать:
— Черт побери этого Азыю, я целую ночь не мог глаз сомкнуть, чтоб ему ни дна, ни покрышки!
— В чем провинился перед вами Азыя? — спросила Бася.
— Знаете ли вы, Панове, что мы вчера делали?
Пан Богуш, вытаращив глаза, обвел всех троих взором.
— Что же?
— Творили историю! Ей-богу, не лгу! Историю!
— Какую историю?
— Историю Речи Посполитой! Это попросту великий человек! Сам пан Собеский изумится, когда я ему изложу замыслы Азыи. Великий человек, повторяю, и сожалею, что не могу сказать больше, я уверен, что вы изумились бы, как изумился и я. Могу вам только сказать, что, если удастся то, что он задумал, тогда он далеко уйдет!
— Например? — сказал Заглоба. — Гетманом будет? А пан Богуш подбоченился.
— Да! Гетманом будет! Жаль, что я не могу сказать более… Но быть ему гетманом, и баста!
— Разве что собачьим! Впрочем, у чабанов тоже есть свои гетманы… Тьфу! Что это вы, пан подстолий, говорите? Что он — сын Тугай-бея, все это прекрасно. Но если он будет гетманом, то кем же буду я, кем будет Михал? Кем должны быть вы сами? Меня уже однажды шляхта назначила региментарем, и я только из дружбы к пану Павлу[21]
уступил ему это звание, но вашего предсказания я решительно не понимаю.— А я вам говорю, что Азыя великий человек!
— А разве я не говорила?! — сказала Бася, повернувшись к дверям, в которые стали входить другие станичные гости.
Прежде всего вошла пани Боская с синеокой Зосей и пан Нововейский с Эвкой, которая после плохо проведенной ночи казалась еще привлекательнее, чем всегда. Она плохо спала, потому что ее тревожили странные сны; ей снился Азыя, только еще более красивый и более настойчивый, чем прежде. Кровь бросалась в лицо Эве при одном воспоминании об этом сне; ей казалось, что этот сон можно отгадать по ее лицу.
Но на нее никто не обращал внимания, все стали здороваться с хозяйкой. Потом пан Богуш стал снова рассказывать о великом предназначении Азыи; Бася радовалась, что это услышат пан Нововейский и Эва. После первой встречи с татарином старый шляхтич уже успокоился, он уже не заявлял на него своих прав как на своего слугу. Правду говоря, открытие, что Азыя — татарский князь и сын Тугай-бея, импонировало ему необычайно. Он с удивлением слушал о его небывалой храбрости и о том, что сам гетман поручил ему такое важное дело, как возвращение в Речь Посполитую всех липков и черемисов. По временам пану Нововейскому казалось, что речь идет о ком-то другом, так вырос в глазах его Азыя.
А пан Богуш все повторял с таинственным видом:
— Это еще ничто в сравнении с тем, что его ожидает; но только говорить об этом нельзя.
Когда другие недоверчиво закачали головами, он воскликнул:
— Два великих человека только и есть в Речи Посполитой: пан Собеский и Тугай-беевич!
— Ради бога! — воскликнул, наконец, выходя из себя, пан Нововейский. — Если он и князь, то все же кем он может быть в Речи Посполитой, не будучи шляхтичем? Ведь прав гражданства у него еще нет?
— Пан гетман выхлопочет ему десять таких грамот! — сказала Бася.
Панна Эва слушала все эти похвалы с полузакрытыми глазами и бьющимся сердцем. Трудно сказать, так же ли горячо билось бы оно при виде бедного и неизвестного Азыи, как билось теперь при виде Азыи, рыцаря и человека с великим будущим. Но его блеск покорил ее, а воспоминания о давнишних поцелуях и свежие впечатления сна наполняли ее девственное тело дрожью наслаждения.
— Столь велик и столь знаменит! — думала Эва. — Что ж удивительного, что он горяч, как огонь!
X
В этот же самый день Бася принялась «пытать» татарина, но, следуя совету мужа и помня его предостережения насчет дикости Азыи, она решила наступать на него не сразу.
Несмотря на это, как только он предстал перед ней, она сказала ему прямо:
— Пан Богуш говорит, что вы знаменитый человек, но я полагаю, что и самые знаменитые люди любви не избегают!
Азыя полузакрыл глаза и склонил голову.
— Ваша милость изволите быть правы, — сказал он.
— Потому что с сердцем так: раз — и готово!