Пандемия любви. Том 3

– Да гудят потихоньку. Но внешне всё спокойно. Сидят по комнатам, Солнцев же в офисе.

– Да? – удивилась я, вспомнив о количестве выпитого им коньяка. Обычно в таком варианте он на работе не появлялся. Впрочем, пил или нет, по нему никогда не скажешь.

– Да, – подтвердил Элич, – сидит, запершись в кабинете. А народ уже расходится, рабочий день давно кончился.

– А ты что, пока там ещё?

– Угу, дела есть. Ты же знаешь, я вечно допоздна торчу.

Павел Элич – это Юрин друг и коллега. Раньше он какое-то время работал в Германии, но потом вернулся и осел в нашей конторе. За прошедшие пять лет мы с ним здорово сблизились. Он частенько забегал к Юре, и они часами торчали на кухне, обсуждая свои компьютерные премудрости. Бывало, засиживались до ночи, ворча друг на друга и бесконечно споря, но в результате всегда приходили к общему мнению. Ветер чрезвычайно ценил его как программиста, называя «нашим золотым запасом» и всячески продвигая по службе. К сегодняшнему дню под Элича внутри компании была сформирована целая структура, замыкающая на себе самые сложные разработки, включая госзаказы, и в том числе по оборонке, так что в результате приносящая немалый доход. Эта группа считалась элитной и обособленной, поэтому нестоящие заказы на неё никогда не вешали.

– Да, история довольно загадочная, – соглашаюсь я. – Впрочем, думаю, в этом разберутся без нас.

– Вероятно, – кивает он в трубке. – Только всё равно из головы не идёт.

– У меня тоже.

Элич вздыхает.

– Ну, теперь, я думаю, всё наладится. Одно присутствие Солнцева уже вселяет уверенность в завтрашнем дне, согласна?

– Да, конечно, – повторяю я эхом, – теперь непременно наладится.

– Ладно, обсудим при встрече, не хочу по телефону расспрашивать. – Он ненадолго замолкает, потом осторожно спрашивает: – Ну так что насчёт субботы? Не передумала?

Итак, суббота. Элич, театр, ужин и всё прочее. Вполне на сегодняшний день актуальная тема. Красивый мужик с определённым интересом в глазах, умный, надёжный в работе, болеющий душой за дело. Я к таким отношусь с уважением. Только вот именно из-за этого интереса в глазах я ему до сих пор и отказывала. И именно из-за него же теперь вдруг согласилась. Правда, пока всего лишь сходить в театр, но тем не менее…

– Нет, Паш, не передумала, – отвечаю. – В субботу всё как договаривались.

– Отлично, тогда накануне созвонимся. Собственно, я сам позвоню, – поправляется он.

– Тогда пока, – улыбаюсь я и даю отбой.

* * *

С утра я почувствовала себя несколько лучше и решила навестить Митеньку. За два дня ужасно по ним обоим соскучилась.

Мама обняла меня с порога, внимательно всматриваясь в моё лицо, но, видимо, не обнаружила в нём ничего тревожного, поэтому улыбнулась.

– Очень вовремя, – сказала она, забирая у меня из рук пакеты, – мы как раз оладьи печём, твои любимые, так что отправляйся на кухню.

В квартире действительно одуряюще пахло ванилью, и я сглотнула слюну.

Митя выскочил из дверей, а я опустилась на корточки, чтобы принять его в объятья. Он обвил ручонками мою шею и замер. Вдохнув его сладкий детский запах, я прикрыла глаза.

– Я тоже помогал, – сказал он, наконец оторвавшись от меня. – Тесто мешал, бабушка разрешила.

– Умничка, – улыбнулась я, – теперь оладьи станут ещё вкуснее. Пошли, я вымою руки.

Мы отправились в ванную.

– Мам, а мы с бабушкой снежинки вырезали. Из салфеток. Я тоже вырезал. И ещё картинки водой раскрашивали, а они цветные делались. Потому что они волшебные, так бабушка сказала.

– Да? Тогда наверняка волшебные, – кивнула я, любуясь им и одновременно вытирая полотенцем руки. – А новую букву ты вчера выучил?

– Выучил, – солидно свёл он бровки. – Я их уже много знаю.

– Много – это сколько?

Он принялся загибать пальчики, бормоча что-то себе под нос, но потом, вероятно, сбился и начал сначала.

– Ну, восемь или десять, – пояснил он, продолжая подсчёты.

– Молодец, тогда завтра непременно ещё одну выучи. Потом по телефону расскажешь.

– Хорошо, – согласился он. – А ты завтра придёшь к нам?

– Пока не знаю. Всё будет зависеть от моей работы, – рассеянно отозвалась я, внимательно рассматривая черты его лица. Сегодня я приглядываюсь к ним с особым интересом.

– Давайте за стол, – крикнула из дверей мама, и мы двинулись в кухню.

– Тебе как обычно, с вареньем и сметаной? – спросила она, раскладывая по тарелкам горячие ароматные оладьи. – На этот раз получились особенно пышные. Как ты любишь.

– Да, – киваю я, совершенно разомлев от этого бесхитростного домашнего уюта, в котором вовсе нет места ни украденным деньгам, ни проданным акциям, ни бывшим и будущим любовникам, ни вечно терзающей боли – ничему, что составляет мою жизнь за пределами этих стен.

Наевшись, Митька тут же уносится смотреть мультики, а мы с мамой устраиваемся в креслах с чашками свежезаваренного чая.

– Ну как твои дела? – спрашивает она, с надеждой взглянув на меня. Надежда эта весьма призрачна, ибо вытянуть из меня хоть что-то, отдалённо напоминающее рассказ о собственной жизни, представляется довольно проблематичным. Но она всякий раз неизменно надеется.