Читаем Пандемониум (СИ) полностью

Главный редактор 'Задиры', стуча каблуками, расхаживал из угла в угол. Его левая рука была заложена за спину, в пальцах правой тлела сигара. Голова слегка запрокинута, в глазах огонь.

Калик, отдуваясь и щуря глаза, с головокружительной скоростью печатал под диктовку текст статьи.

- Речь сейчас не о том, что русский солдат - всего лишь мужик, которому сбрили бороду и вместо лаптей надели сапоги. Не о том, что народ наш, никогда в своей уродливой истории не знавший свободы, вдруг получил ее прямо в зубы. И даже не о том, что наш главнокомандующий на коленях умолял войска идти в атаку, чтобы выбить у врага мир на менее постыдных условиях - Да, Женя, секунду! - Речь идет о том, что величайшая армия Европы на глазах превращается в озверелую орду... Нет! Стадо! В озверелое стадо убийц, насильников и воров! Можешь передохнуть!

- Привет! - он повернулся к Евгению, шумно втягивая ноздрями воздух. - Ну что, готово?

Евгений раскрыл портфель и протянул Зауеру свой последний стих.

- Так, так, - Зауер, не присаживаясь, начал бегло изучать текст.

Евгений переступал с ноги на ногу, с полным равнодушием ожидая вердикта и все больше скашивая глаза на редакторский стол. Там по краю чашки с остатками кофе безнаказанно ползала жирная черная муха.

- Нет, это не годится!

Зауер вернул бумаги так, словно держать их ему было физически больно.

- Что за мягкость!

- Но...

- Доработать!

Евгений мрачно почесал висок.

- Я могу хотя бы знать, где я допустил промашку?

- Везде! Общий тон стихотворения слишком добрый! Ты сатирик или моя бабушка?

- Я как могу стараюсь быть колким, но... у нас же вроде не приветствуются ругательства?

Зауер схватился за лоб.

- Дьявол, разве я говорю что-то о ругательствах? Нет, конечно, матерщина под запретом, безусловно! - он взял со стола какую-то вырезку. - Вот: 'Кто георгиевскую ленту дал в подарок сволоте? Вас призвать пора к ответу, всыпать каждому плетей! Ну людишки, ну народец - изумляться нету сил! Каждый маленький уродец Бонапартом стать решил!' Какой жар, какая злость! А у тебя, что? 'Эх, Россия, что станет с тобою...' Что за юродство, Женя? Переделывай!

Евгений хотел попрощаться и уйти, но вдруг выдал нечто совершенно неожиданное и для Зауера, и для самого себя:

- Я просто думаю, что...

- Да?

- Что если мы, играя со спичками, случайно спалим собственный дом?

Зауер несколько секунд с брезгливым недоумением смотрел на Евгения, потом вдруг фыркнул и насмешливо закивал головой.

- Понимаю, понимаю! Не ты первый!

Он метнул требовательный взгляд на Калика.

- Лично я за распад империи, - мягко промолвил Калик, пожав своими узкими женскими плечами.

- Видишь! Похоже, наши пути расходятся! Я, конечно, не сторонник смуты, но... Женюр, относись к работе, как к работе, или я начну искать нового поэта.

- Да. Извини.

- Ты свободен.

Выйдя из редакции, Евгений 'позавтракал' купленным у старухи яблоком и, зевая, побрел домой. Ему казалось, он идет по какой-то бесконечной натопленной бане. Солнце, издеваясь, продолжало пылать в бездонной синеве, высушивая глаза и оскверняя тело.

Где-то далеко шумел митинг.

На бульваре смуглолицый человек в белом тюрбане заставлял ручную обезьяну плясать под смех и свист двоих бездельников-солдат.

'Азия...'

Где-то в глубине души Евгений понял, что вряд ли снова вернется в 'Задиру'.


Особняк


Из мрака соткался знакомый силуэт.

- Доброй ночи, Евгений.

- Здравствуйте, - Евгений нехотя оставил свое сопящее на краю дивана тело. - Вы уже вернулись?

- О нет. Я все еще там.

Они вылетели в теплую, безветренную ночь. Евгений уже достаточно хорошо умел передвигаться в воздухе и даже, к своему стыду, начинал этим гордиться.

- Кого вам поручили проклясть на этот раз? - спросил Евгений так презрительно, как только мог.

Обычно доктор сам заговаривал о намеченной жертве, но сейчас он почему-то молчал.

- Мы не будем сегодня никого проклинать. Я хочу, чтобы вы м-м... кое-что для меня сделали.

- Это указано в договоре?

- Да... там есть упоминание. Я щедро оплачу ваш труд, не сомневайтесь.

Евгению было плевать на деньги. Вот если бы это задание заменяло, а не дополняло предстоящие убийства! А вдруг его ждет что-то еще более ужасное?

- Что за работа?

- Позвольте мне обо всем рассказать на месте. Могу вас заверить, что ничего преступного в ней нет.

Полет оказался неожиданно долгим. Они уже дважды успели бы долететь до Петрограда. Внизу несколько раз громыхали артиллерийские залпы, и мерцали оранжевые сполохи.

- Вам интересно? Мы можем спуститься, - предложил доктор.

Евгений никогда еще не видел настоящей войны. С высоты голубиного полета он разглядел сотни черных людей, карабкающихся сквозь паутину заграждений в кровавом пятне осветительной ракеты. Они, вопя, лезли друг на друга, застревали в проволоке, словно какие-то глупые, несчастные насекомые. То тут, то там грязными кляксами разрывались мины, яростно барабанил пулемет.

- Кто это? - спросил Евгений с ужасом. - Это наши?

- Нет. Похожи на французов. Бедные ребята...

'Неужели мы так далеко от дома!' - подумал Евгений.

Они продолжили путь, и Евгений был рад, когда земля скрылась под низким покровом облаков.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Изба и хоромы
Изба и хоромы

Книга доктора исторических наук, профессора Л.В.Беловинского «Жизнь русского обывателя. Изба и хоромы» охватывает практически все стороны повседневной жизни людей дореволюционной России: социальное и материальное положение, род занятий и развлечения, жилище, орудия труда и пищу, внешний облик и формы обращения, образование и систему наказаний, психологию, нравы, нормы поведения и т. д. Хронологически книга охватывает конец XVIII – начало XX в. На основе большого числа документов, преимущественно мемуарной литературы, описывается жизнь русской деревни – и не только крестьянства, но и других постоянных и временных обитателей: помещиков, включая мелкопоместных, сельского духовенства, полиции, немногочисленной интеллигенции. Задача автора – развенчать стереотипы о прошлом, «нас возвышающий обман».Книга адресована специалистам, занимающимся историей культуры и повседневности, кино– и театральным и художникам, студентам-культурологам, а также будет интересна широкому кругу читателей.

Л.В. Беловинский , Леонид Васильевич Беловинский

Культурология / Прочая старинная литература / Древние книги