Шестая рота после очередной операции, после засады, быстро спускалась по северному хребту, возвращалась на свою базу. Домой ноги сами несут. Где по петляющей тропе, где по нетронутому, заросшему мелким кустарником склону, солдаты почти бежали вниз, сбивая каблуки армейских ботинок, обдирая колени и ягодицы при падении – на спусках всегда так. Трехсуточный паек закончился, закончилась и вода, потому что ее с утра никто не берег. Рота выходила в засаду неполной, всего два взвода, а всех вместе – двадцать человек. Еще шестнадцать человек вместе с замполитом Черкасовым и взводным Айвазяном находились в засаде, в лесистых зарослях на другой стороне Панджшерского ущелья. Ремизов со своей группой отрабатывал засаду на перевале ущелья Гуват. Обошлось без потерь, но и «духов» не обнаружили. Одинокий путник, которого рассмотрели в бинокль на дальней стороне ущелья, был безоружен и в расчет не брался. Два брошенных ишака и бездомная корова тоже оказались неинтересными, пастух не объявился. Наверху чувствовалось приближение зимы, по ночам холодало. За три дня на перевале ничего и не произошло, но сегодня с утра беспричинная злость вдруг вырвалась из сердца. Стало тревожно. Ремизов, как всегда при возвращении, шел в группе замыкания, предоставив право идти первым сержанту Фещуку. В какой-то момент он почувствовал чужой взгляд, по телу густой волной пробежал озноб, а о том, что это игра воображения и нелепость, он даже не подумал. Его заботило только одно: чтобы этот взгляд не совпадал с линией прицеливания оружия.
– Вперед! Не задерживаться! Прикрываться камнями.
Но солдат торопить и не приходилось, они безостановочно петляли следом за тропой и делали это сноровисто.
– Держать дистанцию! Не скапливаться!
Спуск длился недолго. Через два часа рота преодолела путь, который при движении в обратную сторону, при подъеме, занял у них целый день. Ремизов по радио дал команду Фещуку остановиться в небольшой роще на короткий привал и выставить посты. До полка оставалось немного, это воодушевляло всех, кроме ротного: при дальнейшем приближении к полку вероятность напороться на только что поставленные «духами» мины возрастала. Ремизов в очередной раз оглянулся – не притащить бы «хвост», два взвода, даже прикрытые камнями и деревьями, но собранные на одном пятаке, для того, кто наблюдал сверху, были целью. Хорошей целью.
– Фещук! Где пост? – закричал Ремизов, чувствуя, как волна беспричинной злости снова овладела им, приобрела напор, а теперь еще и объект. – Где пост… твою мать?
Откуда-то из-за кустов, озабоченно озираясь, вытирая мокрые губы, выскочил сержант. Пост, который должен был прикрывать самое опасное направление – возвышающийся над ними хребет, – отсутствовал, делая их всех беззащитными.
– Я выставил здесь Комкова.
– Выставил – и все?! Где пост? Где Комков?
На месте, где предполагался пост и Комков, валялся брошенный, одинокий, всеми забытый и никому не нужный автомат. Солдата не было.
– Он, наверное, пить пошел, сейчас придет.
Чуть дальше, между молодых деревьев, Ремизов увидел несколько автоматов вперемешку с вещевыми мешками, картина безмятежности сложилась полностью. Он увидел Комкова, который к этому моменту еще не успел подумать о выполнении боевой задачи и непрерывно глотал ледяную воду из рассекавшего рощу ручья. Глухой первобытный стон вырвался из груди ротного, и в следующую секунду он бежал к своему солдату. Тот почувствовал опасность и даже успел встать, но тут же рухнул спиной в ручей, получив прямой и мощный удар в нос. Алая кровь, смешавшаяся с водой, заливала его лицо, мелкими брызгами рассыпалась по полевой куртке.
– Ну-у? – страшным голосом прорычал Ремизов, наклонившись над солдатом и удерживая себя от того, чтобы ударить его еще раз. – Что, гаденыш, попил водички?
Комков от ужаса, от огромных безумных глаз ротного, прожигающих насквозь и достающих до сердцевины сознания, не мог вымолвить ни слова и только мотал головой, пытаясь сказать, что он все понял и больше так делать не будет.
– На пост, бегом! К бою!
Солдат, словно у него включился другой уровень реакции, бросился к автомату, на пост. Волна ожесточения спадала, но что-то другое продолжало душить Ремизова.
– Что, Фещук, вы у одного ручья уже оставили гору трупов, вам мало? Так, вам все еще мало?
– Товарищ лейтенант…
– Почему сам пошел пить, а солдата не напоил? Почему автоматы бросили?
– Товарищ лейтенант…
– Разве тебе есть что сказать?
Через час рота была внизу. Ремизова встречал старшина, как-то странно разводя руки и с выражением растерянности на лице.
– Командир, у нас беда.