Панджшер навсегда

– Он стоит перед всеми. Рано или поздно каждый там окажется, а из Ташкента только одна дорога – на юг, вот я и настраиваю себя.

– Семья есть?

– Пока нет, хожу в перспективных женихах. Но я понял твой вопрос. Холостяков в первую очередь отправляют, я в курсе. В прошлом году на нашу часть только один раз разнарядка пришла, холостяки и поехали. По собственному желанию командир не отпускает. Как начнет орать, мол, кто за вас работать будет, перебьетесь и без длинных рублей, а орденов на грудь я вам и здесь навешаю, а кому очень надо – и на спину тоже. Обстановка, как сам понимаешь, нервная, и потом, если этот застой продлится, в учебной части я так и останусь методистом и офицером-воспитателем. Какая же это служба? У тебя боевая практика, а что у меня?

– Олег, – Ремизов наморщил лоб, покрутил головой, – я не собираюсь куражиться перед тобой, изображать из себя героя двух мировых войн, но… Но это такое дерьмо! Рота, которой я сейчас командую, меньше чем за год потеряла убитыми больше тридцати человек. Это слишком дорогая практика, ты понимаешь, чего стоит остаться в такой обстановке целым.

Он встал, взял в руку фужер, следом поднялся и Сугров. Официантка оглянулась на двух офицеров, не удивилась их странным манерам, главное, чтобы посуду не побили, когда напьются.

– Ну что ж, вот и третий тост. Давай молча и до дна…

– Артем, дружище, на самом деле, если прикажут, я поеду в Афган, не колеблясь, но сам туда отправляться не собираюсь. Прости, нет у меня этих ковбойских замашек. – Сугров говорил спокойно, с расстановкой, он всегда умел четко излагать свою мысль. – Давай выпьем за тебя!

– И не рвись, надо прожить свою судьбу. Я в Афган попал не по собственному желанию, не по жребию, скорее, по случаю – три батальона вводили, вот я на своих гусеницах и пересек границу. А к другой судьбе, к чужой, можно оказаться и неготовым, или архангелы обидятся на своеволие, самолюбие и помогать перестанут. Олег, слушай, надо и за архангелов выпить.

– Насчет судьбы я соглашусь. И насчет архангелов.

Первую бутылку прикончили быстро, официантка принесла вторую, профессионально оценив, что этим ребятам и ее может не хватить. Над столом висел дым коромыслом, а разговор, который не утихал три часа, становился все горячее. Зал ресторана заполнялся публикой, свободных столиков становилось все меньше, музыканты неторопливо разминались на эстраде, готовясь к вступительной фразе.

– Да что говорить, Артем, половина нашего выпуска там. Поверишь, мне иногда так скребано бывает, вроде как учились вместе, а я только встречаю и провожаю, вроде неполноценный. Я ведь рапорт писал в прошлом году, ну а положа руку на сердце, зачем мне это надо?

– Не комплексуй. И не играй по чужим правилам.

– Уговариваешь меня.

– Уговариваю. Получил как-то письмо от Лехи Ромашина, одно время мы переписывались, а там, в письме, настоящая личная катастрофа. И как ты думаешь, какое он делает резюме? Хочу в Афган! Сколько помню его, всегда открытый, честный, жизнерадостный. Хотел в спецназ попасть – добился своего. Красавчик, стиляга, всегда начищенный, наглаженный, а сам мягкий, добросердечный. – Ремизов выискивал и находил лучшие слова, чтобы рассказать об их общем друге.

– Да уж, добросердечный, любимое занятие – подраться с местной шпаной.

– Ну это так, хобби. На самом деле он любил не драться, а побеждать. Таким я его и запомнил – кубанский казак Леха на зависть всем окрестным девчонкам. И ведь лучшую девчонку в Омске отцепил. И вдруг…

– Или она его. Я немного в курсе этой истории. Романтическая драма. После свадьбы он уехал в Чехословакию один, ей оставалось закончить институт, но юная жена без него быстро утешилась… Ничего нового, все уже было в этой жизни. Но ты ведь знаешь Леху, он все воспринял болезненно… – Сугров опустил голову.

– Характера не хватило.

– Может, и не хватило. Прилетел в Омск, хотел разбор полетов учинить. Если бы застал ее с кем, так ведь убил бы обоих. Хорошо, что его наши ребята встречали в аэропорту. Объяснили, что из-за таких, как она, не стоит ломать судьбу.

– Наверное, после этого я и получил от него письмо. Конечно, в тот момент не понял я всей его трагедии, виню себя, но мы следующим утром в рейд на неделю уходили, я спешил ответить. – Ремизов с сожалением вздохнул, понимая всю тщетность своих поздних оправданий. – Какой я мог дать ответ, когда вокруг люди гибли каждый день? Я и написал, что ему со своими эмоциями здесь нечего делать, здесь люди серьезными делами занимаются. Вот такой я оказался друг.

– Кажется, ты пережал.

– Так и есть. Я это понял, когда он не ответил на письмо, обидел я его.

– Все началось с женщины, правы французы. Cherchez la femme.

– Бабы нас погубят. – Ремизов был пьян и сосредоточен. Он даже удивился, как раньше не пришел к такому простому, естественному выводу.

– Слушай, а может, шлюх снимем? – Вопросительное выражение лица Сугрова не выражало порыва страсти, но весь ход разговора и долг гостеприимства обязывали его включить в меню и девиц. – Отомстим за Леху Ромашина.