- Да уж, коли все так и обстоит и ваши способности - не фокус, не шутка, лучше бы вам, Лизонька, того не показывать. Народ наш темен и малообразован, даже когда читает Гомера или Аристотеля... Вот меня - другое дело, меня можете рассматривать, все мои внутренности - сколько душе угодно. Буду польщен. Я, Лизонька, ничего против не имею, я весь перед вами.
- Вас, Петруша, рассматривать насквозь, будто листать учебник по анатомии - изнутри вы ничем не испорчены. Впрочем, как и снаружи... Только я хотела поговорить совсем о другом. В Петербурге обо всех судачат, никто, пожалуй, пересудов не избегнет, ежели и захочет. Иное дело, как все происходит. Я на досуге подумала, соотнесла одно событие с другим и поневоле пришла к выводу, что слухи о нас с папенькой кто-то устраивает. Слишком уж они направленны и злы. За последние три года подле меня как бы пустота образовалась. Самые близкие, самые дорогие мне люди оставили меня, а Аннушка, которую я считала своей лучшей подругой...
Лиза нервно сглотнула, словно ей не хватало воздуха. Оказывается, несмотря на то, что времени прошло достаточно, рана ещё свежа... Молчание затягивалось, и Петр поспешил ей на помощь.
- О какой Аннушке вы говорите, Лиза?
- Об Аннушке Гончаровой. Теперь она графиня Галицкая... Она указала мне на дверь, как если бы я её чем-то смертельно обидела или она узнала обо мне нечто уж вовсе отвратительное... Она даже не попыталась мне ничего объяснить...
Лиза склонила голову, снова переживая удар, который нанесла ей бывшая подруга.
- Я все-таки хочу узнать, что случилось, с чего это началось, понимаете? Именно за последние три года... Петруша, согласитесь ли вы мне помочь?
- Конечно, соглашусь, - оживился Жемчужников. - После знакомства с Эдгаром По я, в глубине души, мечтал провести какое-нибудь расследование...
- Кто он такой, ваш Эдгар По? - поинтересовалась Лиза. - Английский жандарм?
- Писатель, - пояснил Петр. - Дикий американец, а пишет захватывающе. Можно сказать, направляет мысль на поиск. Его книга попала ко мне случайно...
- Вы изучали английский? - приятно удивилась Лиза.
Ее отец знал французский, итальянский, немецкий, немного испанский, а свою неизвестно на чем основанную нелюбовь к британцам перенес и на их язык: не изучал его из принципа. Как и Жемчужников, он тоже считал американцев дикарями и после романов Фенимора Купера полагал, будто они в большинстве своем авантюристы и хамы.
- Изучал, - ответил между тем Жемчужников, - меня всегда интересовали народы, столь непохожие на нас... Но это, скорее, матушкина заслуга. По её мнению, современный человек должен быть любознательным, а потому и во всех областях образованным... Но вам не кажется, Лизонька, что мы отклонились в сторону от нашей основной темы?
Глава пятая
Пожалуй, в Петербурге не было дома, куда Петр Жемчужников не мог бы прийти с визитом. Огромное богатство отца открывало ему все двери.
Свое расследование Петр решил начать с семьи Галицких. Собственно, Анну Дмитриевну он беспокоить не хотел и справедливо рассчитывал, что её муж Роман Сергеевич наверняка в курсе всего тогда происшедшего.
С графом они несколько раз встречались на бегах, а однажды сыграли даже партию на бильярде, так что Петру не составило труда, встретив Галицкого на ипподроме - граф был чрезвычайно азартен, но не слишком удачлив, - предложить ему распить вместе бутылочку хорошего вина.
Петр вовсе не считал себя человеком зловредным, но, узнав от одного из знакомых отца о том, что в последнее время благосостояние семейства Галицких резко пошатнулось, испытал мстительное удовольствие. С некоторых пор любое недоброжелательство, любой выпад в сторону Лизоньки Астаховой он воспринимал как личное оскорбление.
А увидев жену графа, после родов расползшуюся прямо-таки до невероятных размеров, и вовсе развеселился.
"Моя зеленоглазая сирена, - мысленно обратился он к возлюбленной княжне, чья безупречная фигура могла считаться эталоном женской красоты, жизнь отомстила этому семейству за подлость, которую они проявили по отношению к тебе. Причем куда злее, чем это сделал бы разобиженный человек..."
Так вот, они сидели с Галицким на открытой террасе питейного заведения мсье Ришара и беседовали. Иносказательно - о политике, не потому, что боялись шпиков, а потому, что считали место, где они находились, не слишком подходящим для серьезных разговоров...
Напрямую говорили о светских красавицах, поразивших бомонд какой-нибудь эксцентрической выходкой, или о не слишком красивых девицах, приданое которых с лихвой окупало недостатки их внешности.
Граф начал было вещать о скороспелых богачах, кои вскоре и вовсе заполонят свет, но, спохватившись, осекся - Жемчужников мог счесть это недостойным намеком в свой адрес.