К тому времени, как я восстановила остроту зрения после ослепления солнечным светом, Бледно-Серая уже стояла передо мной. Вот только она больше не была ничуточки бледно-серой. Ее губы алели, щеки румянились, а сама она была гордой и держалась прямо.
– Это она, – сказала она, указывая на меня пальцем.
– С кем ты разговариваешь, дитя? – спросила я, не видя никого, хотя и прикрыла глаза от яркого солнца.
Внезапно солнце перестало слепить меня. Закрыл его человек, широкий, как сервант. Такой косой сажени в плечах я в жизни не видела. Рожа его была вся в шрамах. На башке зияла большая незаживающая рана.
– Большое спасибо, – сказала я, опуская руку, прикрывавшую глаза.
– Телефон дай, – прорычал он, хватая меня за руку.
– Не дам! – крикнула я, крепче сжимая сумку.
Но через секунду я вспомнила, что он имел в виду не мой телефон, а телефон этой бедной девушки, поэтому я вытащила его из сумки и протянула Бледно-Серой.
– Спасибо, – сказала она.
– А теперь вали отсюда! – рявкнул Широкий.
Я аж дернулась от страха.
– Хорошо, хорошо. Ты главное, родненький, не нервничай так. – Я стала раскланиваться, намереваясь уйти. – Извините за беспокойство, и до свидания.
– Не ты! – сказал он. – Ты остаешься! Вали, говорю, – повторил он, повернувшись к Бледно-Серой, которая вновь стала бледно-серой. Даже больше, чем прежде.
– Мне вернуться в офис? – спросила она испуганным голосом.
– Ты больше не работаешь.
– Но как же? Ведь ты сказал… что компания… что я… что ты в будущем…
– Ничё такого я не говорил. Тебе показалось. Идешь или тебе помочь?!
Пошла сама. Без помощи. В слезах.
На минуту она остановилась у костела на Медовой. Выглядела такой несчастной, что, если бы Ханс Кристиан Андерсен дожил до наших дней, он бы обязательно написал сказку о девушке из колл-центра.
Закрыв заплаканное лицо рукой, она села в подъехавший автобус.
– Ты скотина, – процедила я сквозь стиснутые зубы. – Так нельзя! Без предупреждения об увольнении?!
Я больше не боялась. Я яростно бросилась на него. Хотела прыгнуть и вцепиться ему в шею, как львица, нападающая на буйвола, но это оказалось не так просто, как в фильмах о природе. Он действительно напоминал буйвола, но я немного не дотягивала до львицы. В фильмы о природе не брали львиц с больными бедрами.
– Она всего лишь выбежала за новым костюмом! Так с людьми не поступают!
Широкий нервно посмотрел по сторонам. Возможно, он не хотел привлекать внимания, а ничто так не притягивает взгляды прохожих, как кричащая и размахивающая руками старушка. Я схватила его за руку так крепко, как человек сжимает поручень в разбитом трамвае, курсирующем по редко используемому маршруту, и, сама не зная как, треснула его по мускулистой руке.
Плотину прорвало, эмоции выплеснулись, молоко убежало. В общем, я принялась бить куда попало. В основном по голове. У него там уже и так было много шрамов, поэтому я решила, что это проверенное место для удара. Рука двигалась сама, но мне этого было недостаточно, я отставила тележку и начла бить обеими руками. Он даже не пытался остановить меня.
– Хватит! Ты что творишь?! – крикнул Широкий, закрываясь от града ударов. По какой-то причине он мне не отвечал. А ему было чем, потому что своей огромной лапой он мог бы легко повалить медведя, если бы, разгуливая в пьяном виде, прошел по бетонному краю ограждения и упал в его вольер в Варшавском зоопарке.
Мамочки, каким легким, приятным и очистительным было это насилие! Неудивительно, что его так много в кино. Я била Широкого с такой страстью, какой раньше не испытывала. Я жалела, что не пробовала этого прежде. Я чувствовала приятную усталость и расслабленность. Я не хотела прерываться, потому что боялась контрудара, который непременно отправил бы меня в мир иной, а к этому я еще не была готова. Тренер по гимнастике в клубе для пенсионеров не могла ошибиться, когда хвалила мою выше среднего физическую форму и всегда ставила меня на занятиях в первый ряд. Тем не менее ни один из моих ударов не привел к нокауту. Широкий стоял как стоял, а у меня постепенно начали заканчиваться силы и дыхание. Мне нужна была хотя бы минута, чтобы перевести дух. Я почувствовала слабость, поэтому оперлась на него обеими руками и решила немного отдохнуть, стараясь выровнять дыхание.
– Держите меня, а то я упаду, – сказала я.
– Может, воды? – спросил.
– С удовольствием. У вас есть?
– Здесь ресторан. – Он указал на здание на перекрестке. – Дадут стакан.
– Если вас не затруднит, пожалуйста, – сказала я, задыхаясь и повиснув на его руке. – Только не отпускайте меня, я чувствую слабость.
Я задала слишком быстрый темп в этой борьбе, который сама не смогла выдержать. Такое иногда случается с не очень опытными спортсменами.
– Эй, пацан! – обратился Широкий к какому-то мальчику. – Да, я тебе говорю. Сбегай в ресторан за водой для женщины. Только мигом!
Уговаривать не пришлось, потому что молодой человек моментально оказался у дверей ресторана. Неясно было только, просил ли он там воды или убежища.