Паника

Древняя застыла, не смея прикоснуться к своему повелителю. Но желание объяло ее.

— Нет!

Слово, как нежнее, но властное прикосновение отодвинуло Древнюю назад.

— Дитя Дыма!

— Он?

Ласкающий Ветер быстро повернулась к Тарарафе. Разочарование ее растаяло. Придя из прошлого, Древние существовали только в настоящем. И жили только им.

Потому чувства их были переменчивы, как языки пламени.

— Он!

Голос повернул Древнюю, и ладони ее легли на запястья Дина Джибса.

— Иди!

Ласкающий Ветер повиновалась приказу с куда большей охотой, чем Джибс — ее собственному. Но мышцы американца, его тело, идеальный инструмент, созданный десятилетиями тренировок, — все стало чужим. Ласкающий Ветер одарила своего владыку потоком признательности. Она была счастлива!

Тарарафе слышал, как увели Рангно. И знал: теперь его очередь. Десятки злых существ теснились вокруг, непроглядная тьма была пропитана запахом Зла.

Тарарафе помнил немало заклинаний против злых чар. Но любое заклинание должно быть произнесено, подкреплено движением и соединено с миром посредством предмета. Такова магия Черных. И Тарарафе ничего не мог противопоставить Злу, когда горячая рука обняла его торс. Горячая сильная рука с кожей гладкой, как обратная сторона лепестка мтолу. Прикосновение более страшное, чем касание холодной чешуи удава. Злой дух увлек масаи в темноту логова, и через несколько мгновений Тарарафе был распростерт навзничь. Тьма окончательно сгустилась над ним.

Не властный шевельнуть даже веком, масаи чувствовал все. Высохшие травинки, от которых зудела кожа спины, твердость и прохладу каменного основания пещеры под соломенной подстилкой, сухой и прохладный воздух подземелья. Ни в одной из пещер масаи не встречал подобного воздуха.

Но сильней всего был лишающий мыслей аромат той, что творила над ним чары. Это был запах, от которого мышцы живота Тарарафе каменели, а по позвоночнику струился огонь. Это был дурман женственности невероятной силы. В сравнении с ним снадобья, которыми его отец снабжал девушек для очарования женихов, были — как глоток затхлой теплой воды из кожаного бурдюка в сравнении с прохладной влагой струящегося источника. Запах этого тела превращал масаи в животное.

Тарарафе боролся, как мог. Он не в силах был перестать дышать. Но принудил себя вслушаться в звуки вокруг. Сначала это мало помогло. Но потом он уловил совсем радом хруст и негромкое чмоканье. Словно в нескольких шагах от масаи пиршествовал леопард. Придавленный ужас в нем вырвался на свободу. Масаи даже как-то сумел повернуть голову в нужную сторону, и сквозь дурманящий аромат просочился тяжелый, тошнотворный запах внутренностей. И запах свежей терпкой крови. Запах человеческой крови!

Теперь страх масаи был настолько силен, что он сумел даже приподняться на своем твердом, ложе. Страх бушевал внутри, пульсировал в висках, взбухал в горле.

Еще чуть-чуть — и у масаи достанет сил, чтобы драться!

Пустое. Легкий толчок в грудь — и он опрокинут на спину, неуклюжий и беспомощный, как новорожденный щенок. Руки и ноги Тарарафе дергались, но железные пальцы стиснули его колено, и острая боль пронзила бедро. Древняя сорвала повязку с его ноги. Сорвала и припала к открытой ране жадным ртом.

Масаи ощутил, как губы злого духа коснулись его мяса. Он ощутил, как существо высасывает его кровь… и боль. Рана перестала болеть. Вот тут-то Тарарафе испытал настоящую панику. Масаи плюет на боль. Но ведь и ребенку известно: когда пьянка, летающий вампир или вампир в образе женщины или мужчины присасывается к человеку, боли нет. Потому что с кровью в нутро вурдалака уходит жизнь. Нет!

Сила, почти равная прежней силе масаи, наполнила его тело. Он рванулся, схватил существо за гладкие горячие плечи, нащупал тонкую женскую шею и сдавил ее изо всех сил…

Через мгновение Тарарафе был снова опрокинут на спину. И сила его иссякла. Правда, губы существа оторвались от раны, но теперь нечеловечески горячее тело навалилось на Тарарафе сверху, руки и ноги масаи оказались прижатыми к полу, а сам он лишь слабо трепыхался под телом, таким же тяжелым, как его собственное. А потом существо поцеловало его. Поцеловало так, как целуют белые женщины. Впилось губами в губы Тарарафе, и он ощутил на языке соленый вкус собственной крови. Рассудок масаи помрачился от ужаса, которому он дал полную волю. Бесполезно! Существо не боялось страха Тарарафе. Легкими движениями тела оно попросту гасило судорожные содрогания своей жертвы. Но что самое ужасное — страх не парализовал, а усилил страстное желание, которое порождал запах женского тела. Масаи был Пищей для утоления ее голода. И был беспомощен, как ребенок в когтях леопарда. Ужас и наслаждение смешались, раскаленной иглой пронзив позвоночник Тарарафе. И он понял, что может лишь покориться Судьбе. Судьбе тем более страшной, что теперь масаи очень хорошо знал, какой она будет.

Когда Рохан пришел в себя, первым, что он услышал, был жуткий полузадушенный крик, вырвавшийся из горла Тарарафе.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Еджав Вулбари был взбешен. Ему требовались немалые усилия, чтобы держать себя в руках.